Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

5.7.63. К сожалению, слишком редко пишу в дневник. Уплывают какие-то интересные наблюдения. Снова видел Смоктуновского. Умный и большой актер, но интересно, что не блещет в импровизации. Я видел артистов, которые умеют сразу «играть», чтобы они ни рассказывали – анекдот или байку. У Смоктуновского импровизация не получается. Он работает над своим героем, а однажды сказал о «Девяти днях одного года», что мог бы сыграть иначе: «Я знаю, как это сделать. Я умею это делать».

7.6.64. Рудольф Керер сидел – чтобы не разучиться играть, играл на доске, на которой были нарисованы клавиши. Вышел из тюрьмы старым. Потребовал, чтобы его допустили играть на конкурсе молодых – двадцать лет у него были потеряны[694].

10.9.64. Сейчас несколько часов ходил по Ленинграду с Андреем Битовым. Ему 27 лет – сложившийся, взрослый человек. Я где-то младше его, хотя уже сед и лыс, и на меня смотрят с удивлением, когда я называю свой возраст.

Андрей – интересный писатель. И мне понравилось, как он сказал, что «боится славы, которая ему внезапно выпала».

– Я же понимаю, что я какая-то пылинка… и всего этого могло не быть.

– Но есть и какая-то закономерность.

– Да, – сказал он, – есть… возможно… Интересно, что я пишу пятую книгу, а издаю вторую. В этом тоже какое-то незримое накопление. Когда я издал первую, то три книги у меня было.

– Как ты работаешь?

– Обдумываю все подробно. Около полугода. Но когда начинаю писать, то почти всегда отступаю от замысла – тогда вещь получается.

У Битова выходит в «Юности» вещь в 11‐м номере[695]. Из ребят пишущих ему повезло сейчас (статьи в газетах не меньше Васьки[696]. Но с той разницей, что Васька пишет и все печатает, а Битов много написал, но мало опубликовал).

20.12.64. Перед Москвой встретил Бориса Голлера. Усталый, нервный человек. Час говорил о себе и даже не поинтересовался мной. Это не обида. Нет. Он был убит и опустошен.

А все было так. Человек ушел с работы. Стал свободным художником. И сразу возник страх остаться без денег… Он стал гоняться за любой халтурой, хвататься за любой заказ, к которому не лежала душа, и «кончился», по-человечески кончился…

Теперь он снова пошел на работу.

Я его поздравил. Это подвиг.

Просто уйти, но вернуться нужно мужество – или отчаяние.

Уходя на работу, прощаясь, он сказал мне:

– Если я что-либо сделаю в жизни, то это будет не путем тех компромиссов, на которые я шел, а путем тех компромиссов, на которые я не шел.

Это урок для меня. Должен ли я выдержать работу или нет? Должен! Иначе я не смогу писать.

12.8.65. Редко пишу, а стоило бы. Умер Михаил Соломонович Магид. Незадолго до смерти он сказал: «Я не люблю, когда меня принимают за однозначное число». Да, он был многозначным числом, очень противоречивым и интересным. На похоронах люди находили нужные слова. Витька Соколов[697] – режиссер – сказал: «Он был философом, а мы считали его ворчуном». Да, это факт. Сколько раз я обрывал его философствование, его любовь обмозговать. А самая большая загадка – это его соавторство с Л. Сокольским[698]. Непонятно. 15 лет он делил с ним славу, деньги, звание первого оператора, а после смерти выяснилось – Сокольский ни разу не посмотрел в глазок кинокамеры, он только ставил свет. Видно, трудно Магиду было. Радостей маловато. Подозрение в опухоли мозга, отъезд жены перед смертью. Это ужасно. А главное, он был очень молод, очень – это, пожалуй, самое сильное в нем.

19.3.66. 5 марта из Москвы привез Толя Найман гроб, и сразу же в Никольском соборе отпевание. Пришли с Сашкой. Честно сказать, думал, что на него найдет стих, но этого не случилось. Интересно, где и когда появятся стихи об этом. Сколько нужно поэту, если он действительно поэт, чтобы осмыслить событие? Мне – иногда год, два… Смотрел с удивлением. Божественная литургия. Толпа народа, и у меня страх, что вот-вот зашевелится масса и задавит его[699]… Особенно сильное впечатление на Сашку произвел крик: «Не смейте!», когда хотели закрывать гроб, а люди еще не попрощались с ней[700].

7.5.66. Вчера видел Фреда[701]. Он разговаривал с врачом своей больницы Бессером[702]. Тот лечил перед смертью Зощенко. Оказывается Мих. Мих. сказал:

– Я умру как Гоголь.

Зощенко в последние месяцы добивался пенсии. Отвергнутый, замкнутый. Из-за денег продал полдачи. Купил какой-то жлоб из его персонажей, развел кур, огородил забором, «забрал весь воздух»… Его окружали те люди, с которыми он боролся, их стало еще больше, и они смеялись, что победили. Перед смертью он был в депрессии. Возможно, это связано с соматикой[703]. Печень на четыре пальца, отеки на ногах. А когда отеки согнали, он весил 37 кг.

16.6.66. Умер режиссер Зон[704], к которому когда-то я поступал в Театральный институт. За два года до его смерти умерла его жена. Он женился повторно на медсестре. Но дневник свой вел все время, обращаясь к ней как-то так: «Вот уж 360 дней я без тебя…»