Одинокая орешина

Слушай, это ведь прекрасно, что есть люди, которые помнят, какое варенье мы любили двадцать лет назад. Смешно? А что тут смешного?.. Прости. Когда я уйду, можешь передать варенье секретарше — пусть пьет в перерыв чай с айвовым вареньем. Но это после — когда я уйду. Я вынужден был взять эту банку — мать настаивала, обиделась бы, если бы не взял… А теперь я перед матерью чист, как Христос, — передал. Я еще не научился обманывать мать. Говорят, теперь обман в порядке вещей, но я до сих пор не научился — тупой, наверно… Дела у меня… да как сказать, вроде бы в порядке. Работаю, с твоего благословения, в новой школе. Преподаю, как ты знаешь, язык и литературу. Они смеются над Терьяном, Петроса Дурьяна называют деревенщиной, спрашивают, нет ли среди армянских писателей какого-нибудь хиппи? Послушай, они хохочут над Терьяном! Тебе не страшно?.. Не смотри на часы. У меня столько времени, что я в этом смысле миллионер. Могу и тебе одолжить. Без процентов. Взаимообразно. Сколько хочешь. У меня очень много времени. Вчера в это самое время Нвард Паронян плакала в учительской. Это наша с тобой учительница. Позвонила, позвала меня, я пошел. Она написала тебе на днях письмо. Не сказала, что было в том письме. Твой управделами зарегистрировал его. Это человек с холодными стеклянными глазами — я его недавно видел, сразу догадался, что он. Мне показалось — он один из телефонов на собственном столе и на нем можно набрать номер, любой, кроме «скорой помощи». Он-то, этот стеклянный человек, и принял старую учительницу. Вежливо сказал ей, что ты очень занят и сам принять ее не можешь. Возьми мое время и тогда сможешь выслушать свою старую учительницу. Выслушай — ты знаешь, нелегко учительнице просить что-либо у своего бывшего ученика. Я ей скажу, что ты ее примешь? А?.. Видно будет? Смотри не смотри на часы, а я еще немножко посижу. Предположим, сейчас ты совещаешься со мной. А ты хоть с кем-нибудь, в самом деле, совещаешься? Или теперь уже все только с тобой совещаются? А почему ты не пришел на похороны отца Арама? Год назад ты еще пришел бы, а теперь вот… Помнишь дядю Партева? Он однажды вместо твоего отца в школу пришел. Мы с тобой галоши товарища Шушаняна прибили к полу, и тот как растянулся… Дядя Партев умер. Ты не знал? Видишь ли, с тобой не согласовали, умирать ему или не умирать. Не скисай — можешь ответить мне острым, язвительным или просто грубым словцом… А дядю Партева мы похоронили что надо. Весь класс был, вся школа. Я тут же сочинил, что ты поехал по своим министерским делам в Камбоджу или Лаос, и все сразу так поверили в это, что я и сам усомнился — может, тебя в самом деле нет в городе? Но на другой день Сурен видел тебя в театре, позвонил мне, но я с ходу продолжил ложь — мол, ты приехал именно в тот день и прямо из аэропорта направился в театр, работа того требовала. Бедный Сурен даже пожалел тебя. «Это тоже, — говорит, — не жизнь, когда в театр ходят как на работу».