Одинокая орешина

…Минут через десять дверь широко распахнулась, и изумленному взору десятиклассников открылась такая картина: на стуле перед доской сидел Ашот Канканян. Он был связан поясами и сидел понурив голову. А ребята стояли возле него молчаливые, бледные, словно почетный караул над усопшим. На доске мелом было написано: «Ашот Канканян предал своих товарищей. С этого начинается и измена Родине». Под этой надписью была булавкой приколота к доске анонимка, посланная директору.

Класс молча сел.

Стояла тяжелая, беспощадная тишина. И в эту тишину неожиданно вошел Мамян. Взглянул на связанного Ашота, на класс, прочел то, что было написано на доске, и замер у дверей.

— Это я сделал, — сказал Ваан. — Можете меня наказать.

Вступились другие:

— Мы все вместе это сделали.

Мамян в задумчивости прошелся взад-вперед по классу, потом неожиданно достал из кармана пачку сигарет, закурил.

— Я подозревал, что анонимка написана Ашотом Канканяном, — сказал он вполголоса. — Это подлый поступок, и… в самом деле, с этого может начаться измена Родине… Я сравнил почерк и убедился в том, что анонимку написал Ашот Канканян.

— Знали и рассказывали нам сказки? — выкрикнул Смбат. И в голосе его были язвительность и натиск.

— И впредь буду рассказывать сказки, — Мамян говорил мягко, но с горечью. — Развяжи его, Ваан. И сотрите с доски написанное. Иногда и правду нужно стирать…

Ваан подошел к доске и начал стирать написанное спокойно, но медленно — букву за буквой. Потом, опять-таки не спеша, развязал на Ашоте пояса. А в глазах его была такая печаль, что Мамян отвел взгляд.

— Садись на последнюю парту, Ашот.

— Я буду жаловаться, — пробормотал Ашот. — Что, суд Линча? Это вам не Америка! Я буду жаловаться, а написал я правду!..

Мамян повернулся к Ашоту:

— Это ведь ты написал в сочинении, что хочешь стать министром или первым секретарем райкома? — И сам ответил: — Да, это ты написал… Где работает твой отец?..

— В райкоме, — ответил тут же Ашот. — И отец примет меры…

— Кем он работает?

— Заместителем заведующего отделом, — так же не задумываясь, ответил Ашот.

— А давно он работает в райкоме?

— Двенадцать лет.

— И все двенадцать лет заместителем?..

— Потому что он честный человек!

— И наверно, все двенадцать лет он вам рассказывает, какими привилегиями пользуется первый секретарь. А о его бессонных ночах, о его заботах, конечно, не говорит…

— Не касайтесь моего отца! — истерично выкрикнул Ашот.

Мамян положил письмо в папку, и взгляд его задержался на каком-то листке.

— Тут лежат и другие бумаги, — сказал он. — Хочу надеяться, что вы их не читали.

— Не читали, — подтвердил Ваан.

— Не читали, — мрачно повторил класс.

— Ну, продолжайте писать о «Видении смерти», — сказал Мамян. — Наверно, и перемещу придется занять.

А кому написал письмо учитель? Об этом подумал Ваан, все об этом подумали. Каким-то чудодейственным образом Ваан Мамян сделался их единомышленником, союзником, почти одноклассником. Как это случилось?..

— И одна просьба, — Мамян обвел взором класс. — Постараемся забыть о поступке Ашота. Пусть он сам себя накажет. Если, конечно, сумеет и найдет в себе силы. — Улыбнулся. — Жил во Франции чудесный человек, летчик и писатель Антуан де Сент-Экзюпери. Ему принадлежат замечательные слова: храм построен из камня, но храм собою как-то облагораживает камень. Камень становится камнем храма. — Помолчал. — Да, камнем храма. Так и дружба. Товарищем, другом можно быть в каком-то большом, важном деле. А просто так — этому цена другая… Уж простите, я вам снова рассказываю сказки…

«Армен… — вдруг пронзило как молнией мозг Ва-ана. — Ведь для него сейчас решается очень важное. А я бросил его в трудную минуту — видите ли, обиделся».

Нужно найти Армена сейчас, сию же минуту, хоть из-под земли. Не страшно, если эта встреча опять закончится ссорой или дракой.

— Я хочу выйти, — сказал Ваан Мамяну. — Сочинение закончу дома, завтра принесу.

— Иди, — спокойно сказал Мамян, — если такое срочное дело.

Ваан не вышел — выбежал из класса.

— Вы меня неверно поняли насчет сказок, — пробормотал Смбат.

— Верно понял, — улыбнулся Мамян. — И учитель порой нуждается, чтобы ему преподали урок… Ну, продолжайте писать сочинение…

«О РОДИНА — СЛАДКАЯ И ГОРЬКАЯ!»

Мари ответила Мамяну по телефону, что встретиться нет возможности. «Днем я работаю, вечером в школе». Мамян растерялся — его задел ледяной тон семнадцатилетней девчонки. «Я тебе позвоню в субботу или в воскресенье. Где ты работаешь?» — «В редакции. Замещаю машинистку». — «Ну так я тебе позвоню». — «Я и по воскресеньям работаю». — «В какой редакции?» Она назвала. И тут же пожалела: «Зачем я сказала? Хоть бы провалилась школа имени Мовсеса Хоренаци!» И швырнула трубку.

Армен не притронулся к еде.

Сестра, Наринэ, примеряла перед зеркалом новые джинсы — вовсю выламывалась. «Тетя прислала. Настоящий «левис». Ты от зависти помираешь, знаю».