Одинокая орешина

— Я говорю о твоем уходе из школы. Выбрось из головы. Наконец-то одним педагогом-мужчиной больше стало. — Даниелян не сказал о том, что Мамян ему лично симпатичен и что во всех его странностях есть нечто привлекательное даже для такого сухаря, как он. — Не спеши, будет и на нашей улице праздник.

Рассказал о своем сынке. Теперь, видите ли, надумал жениться. «На что ты будешь содержать жену, а через девять месяцев и ребенка?» — «А ты что, уходишь с работы?» Пошел упросил, чтобы взяли сына в Комитет Спюрка[60]. Там знакомый есть, обещал. «Спюрк! Так это же бесконечные гости! Бегай с утра до вечера… Покажите нам Арарат, повезите в Эчмиадзин свечи зажечь!

О, рукописи Матенадарана!.. Нет, папаша, не для того я учился пятнадцать лет. Привлекательна, конечно, перспектива съездить за границу, но это еще вилами на воде писано». В школе Даниелян был верным стражем строгости и порядка, а дома вот не получалось. Жена каждый раз кидалась на амбразуру его пулемета, защищая сыночка своим телом: «У тебя один-единственный сын, и не можешь с ним ладить. Каждый день скандалы. Ты должен найти к нему подход!»

— Повезло тебе, что до сих пор не женат, — вырвалось с горечью у Даниеляна.

— Повезло ли? — вздохнул Мамян. — Приходишь домой, и даже поругаться не с кем.

— И то правда, — утешился Даниелян. — Шах!

«Я УЖЕ ПОСТАРЕЛА, МАМА…»

Зашли в кафе. Смотрели в глаза друг другу, как близкие люди, потерявшие было, а теперь вот нашедшие друг друга.

«Ты не соскучилась по нашим?»

Взяли по стакану красного вина — ведь они уже были вне школы, стало быть, не школьники, и, стало быть, выпить в кафе вина им не запрещено приказом директора и решением педсовета.

«Как работа?»

«Печатаю. Печатаю статьи про школы и удивляюсь, они ничего общего не имеют с нашей жизнью. Будто о других планетах пишут».

«А знаешь, Мари, мы, может быть, уедем».

«Знаю. Ваан сказал. Езжайте — что в этом такого? — другие ведь уезжают».

«Слушай, зачем ты все-таки… с платьем? Ведь это был чистый бред с моей стороны. Но, как ни странно, связанный с нашим отъездом. Накануне повздорили с сестрой. Она с отцом заодно — ехать хочет. «Что есть в вашей Австралии, — говорю, — разные там штучки-дрючки, стриптиз». — «Стриптиз и тут есть, — говорит. — С той разницей, что там этим только профессионалки занимаются, а здесь любую уговорить можно». Я обалдел. «Как то есть?» — говорю. «Да-да, — говорит, — я девчонок лучше тебя знаю». И я захотел проверить это, понимаешь? Это для меня было чем-то вроде карточной игры. Ждал, что ты мне залепишь легонькую пощечину, и, честное слово, был бы доволен, а ты… Ваан тебя любит, как его только удар на месте не хватил. На другой день мы из-за тебя подрались».

«А я его не люблю. Ты веришь в то, что сейчас есть любовь? Я тебе дам почитать письма отца. Какие клятвы, заверения! Любовь до гробовой доски! А нас бросил, когда мне было пять лет. А что Ваан? И он мне пишет те же слова. Но ведь стоял рядом с вами, тоже хотел поглазеть…»

Мари вспомнила свой первый разговор с Вааном — спустя пару дней после того случая. Ей хотелось уколоть его, обидеть, унизить его мужское достоинство. Если, конечно, таковое у него имеется. «Дурак, — сказала, — не знал, что ли, что Армен из тебя котлету может сделать?» — «Он от слабости своей, а не от силы меня избил. Но ты-то как могла?..» ~ «Как могла? А вот так! Захочу — и разденусь!» — «Я тебя даже сейчас люблю». — «Хочешь, разденусь специально для тебя? Сейчас, правда, неудобно, мы все-таки на улице, Как-нибудь в другой раз». — «Нет, не хочу. Хотя, если и сделаешь это, я тебя все равно буду любить». — «Дурак, как раз после этого и полюбишь, вы так устроены, что после этого любите». — «Ты оскорбляешь любовь». Расхохоталась: «А ты что, посланец любви? Ее гонец?..» — «Кто любит, тот всегда посланец любви. Миру нужны только дети, рожденные любовью. Я думаю, что все злые люди рождены от браков по расчету». — «Так вот я дам миру злых детей. Буду мстить за мать, которой отец всю жизнь изменял. А она, дурочка, до сих пор его любит». — «Твоя мать замечательная женщина». — «Слушай, ты случайно не Дон-Кихот? Как ты поднял руку на Армена?» — «Я и сейчас сильнее его». Захотела уколоть его еще больнее: «А правда, что Тигран, Армен и Смбат держали пари?» — «Армен ни при чем, он узнал об этом позже». — «Значит, Тигран и Смбат? А на что?» — «Проигравший должен был достать для другого джинсы». — «И только-то?» — и вдруг расплакалась прямо на улице.

«Ваан не верил, что ты можешь. Если бы ты этого не сделала, мы бы в тот день подрались. Он из-за тебя умирает».

«А Ашот сказал, что вы с ним держали пари. Он Лусик сказал, а она мне позвонила».

«Какое пари? Я ж тебе говорю, что эта бредовая мысль возникла только в моей голове. Ну и причину ты уже знаешь. Если я и держал пари, то только сам с собой. Порядочный Армен с подлым Арменом. Был уверен, что подлый потерпит поражение. Хорошо хоть химичка скоро появилась».