Одинокая орешина

Армен понял: так вот зачем явились к нему товарищи.

— Не должен уезжать, — подтвердил Смбат, — ведь ты же сам пе хочешь…

Амбарцум Гарасеферян смекнул, что разговор намечается тяжелый, и вспылил:

— Вы собираетесь в нашем доме проводить комсомольское собрание? Некрасиво, молодые люди. Ваши родители такого не одобрят.

— А пусть и собрание, — сказал Ваан, — но какое собрание! Мы говорим с нашим товарищем. Что, не имеем права?

— Вы бы устраивали собрание, когда его исключили, — Наринэ язвительно взглянула на Ваана.

— Исключили? Кого исключили?

— Армена, папа. Его исключили больше недели назад из школы.

— А, так уже и это сделали? Ясно! Ну, чего ж тебе ждать, сынок, — и из школы выгнали!

— В Ереване есть сто восемьдесят восемь других школ, а в Армении тысяча триста, — сказал Армен.

— Зачем вы увозите Армена? — всхлипнув, сказала Лусик. — Ведь он же не может без Еревана!

— А что, дочка, зарубежные армяне — не армяне?..

— Так он же не зарубежный! Он ереванский!

— Мы сейчас идем от министра просвещения. С завтрашнего дня Армен будет восстановлен в школе, — сказал Ваан.

— Правда? — Армен едва сдержал слезы. Не только из-за того, что его восстановили в школе, да, не только из-за этого, но еще и из-за чего-то, чему он не нашел названия. — Правда?..

— Что, мой сын вам игрушка: то исключают, то принимают?

— А вы сейчас за него не рады? — печально спросил Ваан. — Жаль, что не рады.

Они еще не ходили в министерство, они отсюда собирались пойти. Министр согласился их принять. Да, они сейчас пойдут к нему и, конечно, убедят…

— Вы увозите Армена с его родной земли…

— Эх, молодо-зелено, ничего-то вы не понимаете. У меня там родная сестра, единственный близкий мне человек, других близких у меня нет… Сейчас она болеет…

— А мы близкие Армена. Правда, Армен?…

— Знаю, что близкие, — отец смягчился. — Вы и останетесь близкими. Армен будет приезжать в Армению, да и вы, даст бог, выберетесь в Австралию…

— Армен там по нас будет больше скучать, чем здесь по своей тете.

— Ты видел свою тетю, Армен?

— Да, она один раз приезжала в Армению.

— Ну еще приедет.

— Ребята, девчата, — Амбарцум Гарасеферян растерял все язвительные слова, которые четыре месяца повторял разным должностным лицам, — Азнив, ну скажи ты им что-нибудь.

Мать Армена стояла в дверях какая-то опустошенная, со скрещенными на груди руками. Она ничего не сумела сказать — просто расплакалась.

— Мама, — Армен ее обнял, — мы еще ничего не решили, но, знаешь, я умру… без Армении… без товарищей…

— Привыкнешь, сынок, приживешься, — утешил отец. — Приехать в Армению в наше время не проблема, А между прочим, и там нужны патриоты.

— Значит, Армения, что же, была для вас гостиницей? — Ваан, казалось, говорил это для себя. И почему в голове родятся такие фразы? — Караван-сараем? Аэропортом вынужденной посадки?..

— Ты мал еще, чтоб меня учить, — Амбарцум Гарасеферян вдруг вышел из себя. Неприятности, накопившиеся за последние месяцы, вдруг прорвались взрывом гнева. — Меня поучать? Меня, коренного мушца, вздумал патриотизму учить?

Кто вдруг разрыдался в голос? Казалось, прорвало плотину, и хлынуло неудержимое горе. Армен… Он закрыл лицо руками и плакал горькими, безутешными слезами. Ребята окружили его, отец окаменел на месте, Наринэ крикнула: «Быстро валидол!» (Видно, в эти дни с ним уже такое случалось, и сестра знала, как быть.) Мать тяжело опустилась на стул в коридоре — не осмелилась подойти к сыну. А Армен ничего не слышал, ничего не видел — казалось, плачет один в пустыне, рыдает от бессильного и беззащитного горя.

— Не отдадим вам нашего Армена, не отдадим! — вытирая слезы, сказала Лусик.

— Да кто вы такие, что не отдадите? — Амбарцум Гарасеферян сник, стал жалок, слезы Армена его испугали. — Кто вы такие, не понимаю?..

— Мы Родина, — холодно сказал Ваан. — Вернее, ее частица. Советской Родины…

— Отец, Армении не касайся, — сквозь слезы говорил Армен. — Здесь мое будущее, здесь!..

НУЖНО УЧИТЬ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЙ

Антонян тем не менее решил дать совет. Но не прямо Вануни, а через Даниеляна. Он не понимал, как так вышло, что все психи собрались в десятом «Б». «А вот в моем классе, — любил он повторять, — нет ни гениев, ни тупиц. Все дети как дети». «Пусть книгой меньше прочтут, не беда, — думал он, — ведь теперь век изменился, все метят в экономисты, инженеры, юристы. Если позволить им задавать вопросы, нужно свернуть всю программу. Что они — учиться пришли или вопросы задавать?.. Короче, все нужно сделать, чтоб не выносить сора из избы. Ведь Вануни то же самое говорил, зачем тогда ио ключал Армена? Так всю школу исключить можно. Говорят, что семья Армена за границу переезжает? Вот теперь и в Австралии пойдет слух про школу Хоренаци, Всего-то-навсего осталось два месяца доучиться, нужно было закрыть на все глаза. А потом пусть уезжает.

— Пусть уезжает? — Даниелян холодно взглянул на Антоняна. — А на своих уроках проповедуешь патриотизм, любовь к родному языку.

— Ну а что же нам делать?

— Если б задали себе этот вопрос пораньше, ответ нашелся бы.