Одинокая орешина

— Что тут за цирк?! — угрожающе крикнул Антонян. — Виновный будет держать ответ. Мы найдем на него управу.

И вдруг в разговор ворвались всхлипывания и причитания бабушки Маран:

— Святая дева Мария, образумь их! Пожалейте усопшего! Убойтесь Страшного суда!..

К Огану подбежал Врам, схватил отца за рукав, попытался оттащить в сторону:

— Пап, не вмешивайся, ступай домой, ты ведь еще в своем уме…

Но Оган стоял как вкопанный и сыну не ответил.

Глаза Овсепа налились кровью. Он понял, что правит в этом несуществующем селе Камсарян, которого отец не любил, он это точно вспомнил. И еще понял, что камни не потоком нанесло.

— Стало быть… выходит… ты считаешь, что отец мой не достоин владеть двумя метрами земли в этом безлюдном селе?

— Село — для того, чтобы в нем жить, а не для того, чтобы быть тут похороненным, — отрезал Камсарян холодно и сухо.

— Постой-постой, гражданин Камсарян, — Антонян напрягся и ощутил себя единственной властью возле этой каменной баррикады. — По какому такому праву? Есть разрешение на похороны покойного Сирака Агаяна в селе Лернасар!

— А кто дал… это разрешение?

— Я! Я дал!

— А кто ты такой, гражданин Антонян?

Сын покойного довольно отчетливо произнес сквозь зубы ругательство, плюнул и направился к «виллису». Из всех машин повыходили мужчины и пытались понять, что происходит и что следует делать им.

— Нужно собрать камни и скинуть в ущелье, — дал, наконец, команду Овсеп. — А потом я этого учителишку поучу азбуке. Он, видать, не все буквы знает.

Лейтенант Антонян попытался оттащить Камсаряна в сторону.

— А мне от людей таить нечего, — Камсарян не двинулся с места.

— Ладно, — процедил сквозь зубы Антонян, — поговорим в райцентре. Другим языком. Пошли, гражданин Камсарян.

— Куда?

— Я вас арестовываю, гражданин Саак Камсарян. За нарушение общественного порядка. За групповое хулиганство!

— Вы что — не армянин, не христианин? — мягко и как-то испуганно вмешался старичок, бывший преподаватель геометрии. — Разве можно мешать похоронам?

Теснее сжалось кольцо мужчин. Они поглядывали на Овсепа и, казалось, ждали одного его кивка. Камсарян почувствовал: стоит Овсепу шевельнуть пальцем, и не только камни будут скинуты в ущелье, но и сельчане — Оган, Ерем, Размик и даже Маран, Сона, ребятишки… Он взглянул на каменную баррикаду, которую всю ночь воздвигали они втроем — сам он, Оган и Размик — и пожалел Огана, Размика, себя.

— Закурить не найдется? — спросил он, ни к кому будто не обращаясь.

— Найдется, — кто-то из мужчин хмуро протянул ему пачку сигарет.

Камсарян закурил и попытался заговорить спокойно, не кипятясь и так, чтобы не выглядеть жалким.

— Может, оно нехорошо получилось, но поймите, мы не похоронам хотели помешать. А тому, чтобы село само однажды не оказалось погребенным. Поймите же, здесь тысячу лет жили люди, эта земля им принадлежит — тем, кто тут жил. Это не кладбище, а село.

— Села нет! — почти выкрикнул Антонян. — Село ликвидировано! Ты что — не знаешь?

— Пощади глотку, лейтенант. Все слова тебе известные ты уже произнес, так что помолчи.

— Нет, ты еще не слыхал, какие я слова знаю! Услышишь!

А мужчины уже сбрасывали в ущелье камни, и ущелье готово было разорваться от грохота. Камни скатывались вниз, подминая траву и цветы и увлекая за собой другие камни. Это было невообразимое зрелище.

— Говоришь, село не кладбище? — почти шипел Антонян — он терял голову, не зная, что предпринять. — Так я его в кладбище превращу, помяни мое слово!.. Будет кладбищесело!

«Кладбищесело?» Камсаряна пронзило это слово, сорвавшееся ненароком с уст лейтенанта. «Кладбищесело?» Как знать, не войдет ли когда-нибудь это слово в словарь? «Кладбищесело». Село — кладбище, на котором погребено село. Камсарян ослаб, и все показалось ему бессмысленным, нелепым, смешным и даже постыдным.

— Пошли, гражданин Камсарян, тебя ждет милицейская машина.

— Пошли, — обмяк вдруг Камсарян.

Обмяк, словно из фундамента вынули камень, державший стену, и стена накренилась, готовая рухнуть. Камсарян двинулся вслед за лейтенантом. Посмотрел в последний раз на покойного, лежавшего в черно-красном гробу, попытался вспомнить живое лицо Сирака Агаяна. «Что дал тебе город, Сирак? — хотелось ему спросить. — Ты что, каждую неделю в оперу ходил, в театр? Или дни и ночи просиживал над книгами в публичной библиотеке? Что ты взял от города?..»

Милицейский «виллис» свернул на повороте и заскользил к райцентру. А камни все продолжали, грохоча, обрушиваться в ущелье.

— Папа! — донесся в этом грохоте крик Соны.

Камсарян обернулся. Оган еще стоял. Ерем еще стоял. Размик стоял. А Сона, запыхавшись, бежала за машиной.

— Если хочешь, и дочь захватим.

— Нет нужды, лейтенант. Она не раз оставалась ночью одна.

— Ну, как знаешь.

34

Во дворе бывшего дома Сирака Агаяна устроили поминки. Мысль сделать это родилась в мозгу Овсепа внезапно, когда камни, перекатываясь, летели в ущелье, а Саак Камсарян садился в машину Антоняна. Овсеп смотрел вслед удалявшемуся «виллису» и в ярости сверкал глазами. Он сказал приятелю, стоявшему рядом: