Одинокая орешина

— Жаль, я хотел говорить с ним. Ваш отец удивительный человек, фройлейн.

Подошли к людям. Сона объяснила по-армянски Миграну Восканяну, Огану, Ерему и Размику, кто этот человек. Мужчины опустили наземь косы, представились. А ребятишки подошли и поздоровались как старые знакомые.

— Вся школа здесь, — сказал Вольфганг.

— У нас урок ботаники, — очень серьезно заметила Аревик. — Сейчас я прозвоню перемену.

У Миграна Восканяна кончились сигареты.

— У гостя твоего закурить найдется?

Он с какой-то злостью подчеркнул «у гостя твоего», и Соне стало смешно.

— Вольфганг, у вас есть сигареты?

— Да, но наши, из Берлина. Я один раз курил ваши, они очень крепкий. Я привык наши, — он протянул пачку Восканяну: — Я имею еще. Возьмите.

Восканян быстро зажег сигарету, затянулся.

— Куришь, как траву. — Обернулся к Соне: — Не переводи.

— Не переведу, — ехидно улыбнулась Сона. — Ему нравятся ваши сигареты, Вольфганг, а наш председатель — заядлый курильщик.

— Спасибо, — Восканян улыбнулся Вольфгангу.

Сона взглянула в помрачневшее лицо председателя, повернулась к Вольфгангу:

— Хотите, побродим по лугу. Видали, какие маки?..

— Мы ведь работаем, — прервал ее председатель и спросил Вольфганга: — Вы косить умеете?..

У Вольфганга радостно было екнуло сердце от предложения Соны, и он растерянно пробормотал:

— Я родился Берлин, косить не пробовал.

— Косить не вредно, даже если ты в Берлине родился, — сказал Восканян и протянул Вольфгангу косу: — Держи! Вот так.

Вольфганг взял косу. Почему ему вспомнилась легенда про царя Артавазда?

— Что я должен теперь делать? — спросил он.

Ребята засмеялись: он держал косу, как держат флаг на демонстрации.

— Самый старый косарь нашего села сейчас покажет. Смотри внимательно, — и подмигнул Ерему Снгряну.

Ерем принялся косить. Только что он косил с трудом, все тело ныло, а теперь орудовал косой, как в молодые годы. Вольфганг смотрел-смотрел на старого косаря, и косьба показалась ему легким делом. Он решительно взмахнул косой, и она тут же острием своим врезалась в землю. Дети дружно захохотали. Сона приструнила их взглядом.

— Не так, сынок. — Ерем Снгрян взял из его рук косу и преподал Вольфгангу Маеру первый урок косьбы на своем ванском наречии.

Другие тоже принялись косить. Ребята поваляются-поваляются на свежескошенной траве и только потом расстилают ее на солнышке.

Вольфганг мало-помалу стал улавливать ритм работы и приноравливаться к нему.

— В твоем хозяйстве, председатель, теперь одним косарем больше, — пошутил Размик Саакян. — Растем, как видишь, и процветаем. Стали интернациональной бригадой.

— Главное — ритм, — сказал Вольфганг. — Наверно, кузнецы в один ритм поднимут и опустят молот.

— Наверно, — отозвалась Сона, в руках которой тоже была коса.

— Красивые маки, фройлейн. Нельзя их не резать? Мне жалко.

— Красивые, — согласилась Сона и добавила: — Отец, наверное, сегодня не приедет.

— Жалко, — огорчился Вольфганг. — Немного будете проводить меня, фройлейн Сона?

— Мы сейчас все идем, — вмешался Восканян.

Они спустились в село, разговаривая о легенде про царя Артавазда. Сона звонко продекламировала:

Бейте, кузнецы, по наковальне,
Куйте прочно цепи для царя!

— Ритм прекрасный, — сказал Вольфганг. — Каждая строка как удар молот. Бедный царь…

— Артавазд не жалок, он просто несчастен. Непонятый всегда несчастен независимо от того, один человек его не понимает или целый народ. Артавазд — это великое непонимание в нашей истории.

У наскального хачкара они простились.

— На дороге будет машина, — сказал Вольфганг. — Водители сами останавливают. Позволите — я буду написать вам из Берлина письмо. Уже возвращаюсь, через два неделя. Я очень скучаю моя мама.

— Только по маме? — лукаво улыбнулась Сона.

— И еще Ваймар…

36

Асатур Саноян расстелил на письменном столе Соса Сафаряна свежий номер районной газеты. Заместитель председателя исполкома был занят обычными заботами-хлопотами и потому поначалу не придал этому значения. Потом вдруг заметил:

— Что тут?

На столе его лежала груда бумаг — доклады, списки, сообщения из сел. Он как-то сонно взглянул на редактора. Тот смотрел с самодовольной и наглой улыбочкой.

— Что это?

— Посмотри, как мы его разделали!

Сое Сафарян наконец отвлекся от своих бумажных забот, потер лоб и вспомнил:

— Ты про того сибиряка из Лернасара? Разделали, говоришь? Сядь, сейчас прочту.

Редактор уселся в одно из кресел, стоявших перед письменным столом. Они появились тут совсем недавно. «Кабинет есть кабинет, — сказал Сафарян. — Говорим с людьми жестко, так пусть хоть посидят на мягком».

Саноян уставился на недопитый стакан чая:

— Ты с сахаром пьешь? Не дело, товарищ Сафарян…

— Что? — поднял на него глаза Сафарян. — Что ты тут настрочил?

— Не нравится? — удивился Саноян. — Плохо разве, что мы взяли проблему в целом, масштабно? А с сахаром чай не пей, Сое. От сахара двадцать восемь болезней.

— Двадцать восемь? — повторил Сафарян машинально и вспомнил, что речь не о том: — Ты что, совсем спятил?