Одинокая орешина

Он, Камсарян, терпит поражение? «В «Судебнике спарапета Смбата»[78] есть такие слова: кто срубил дерево, обязан посадить новое… А когда целое село рубят под корень?..» — «Справедливые слова». — «Впрочем, вы много новых сел строите. Я вчера как раз об этом в газете читал. Статья так и называлась: «Новое село на освоенной земле». А земля, которая тысячу лет приносила плоды, дичает». — «Новые села не должны мешать сохранению старых». — «Вы, наверно, знаете: чтобы создать слой земли в пятнадцать сантиметров, природа работает двадцать тысяч лет. Двадцать тысяч лет!.. Приедете в Лернасар, я покажу вам, как оголяются наши склоны и природа вынуждена наготу свою прикрывать колючками». — «Она защищается ими».

Саак Камсарян почти не спал. Стало быть, уже три ночи провел он под арестом. Лейтенант Антонян позлорадствовал бы. Интересно, он знает, скольких людей довел до болезни? Врачи пытаются помочь человеку, иногда вырывают его из когтей смерти, а какой-нибудь Антонян… Кто подсчитывал вред, наносимый подобными людьми? Вспомнил полные горечи глаза парнишки-голубятника: «Что я такого сделал, учитель? Ответьте, я пойму. Ведь голуби сами по себе летают туда-сюда…»

«Нет, Саак, так не годится — добавляешь к своей ноше новую тяжесть».

«Спи!» — приказал он себе.

41

А через три дня село Лернасар хоронило Огана Симавоняна.

Старик умер спокойно — лежал под орешиной и читал книгу, а сноха Мариам вдруг заметила, что он спит. Принесла из дому одеяло, укрыла его — пожилой ведь человек, не простыл бы. Но Огану Симавоняну в эту минуту уже достаточно было одного одеяла — синего одеяла небес, которое ночью украсили бы посверкивающие звезды.

Накануне, сидя под орешиной и попивая темной заварки чай, он признался сыну, что хочет, чтобы выбили на его надгробье: «Где родился, где жил и где умер — названия всех мест». Сын попытался возразить, по отец пресек это и, уставившись в одну неясную точку, разглядел сквозь туман времени свою жизнь. И принялся диктовать: «Родился в Ерзндже, Харбердского вилаета[79]. Потом в Карс бежали. А потом напишите: Приют. С большой буквы. Да-да, с большой буквы — Приют. Приют к месту отношения не имеет. Не имеет значения, в каком он городе. Приют сам и село, и город, и география, и история. Значит, с большой буквы. А потом напишите: Мартуни, Талин и в конце Лернасар, где я завтра или послезавтра умру…»

После он спокойно пил чай. Только попросил оставить его одного — очень уж книжка интересная.

Огана Симавоняна хоронило все село. Все двенадцать человек, если и ребятишек считать, выстроились у хачкара вардапета. Старика предали земле на второй день после кончины — он так просил. «Если умру утром, похороните после полудня, если вечером — на другой день». Потому и нс успели дальней родне сообщить. Правда, из Цахкашена человек восемь приехало. «На седьмой день[80] все явятся», — сказал Врам.

Над гробом убивалась только Лусик — сперва рыдала в голос, потом, почувствовав, что рыдания ее одиноко врываются в общее безмолвие, заплакала беззвучно. И Саак Камсарян с горечью подумал: «Сироту и хоронят по-сиротски. Сирота и в семьдесят семь — сирота. Бедный Оган, и слез пролить над тобой некому: ни сестры, ни брата… Хоть бы жена была жива — оплакала бы тебя сегодня, а там и ей помереть можно. Печальные и какие-то жалкие похороны».

А через неделю Врам переселился в Цахкашен, где, выяснилось, несколько месяцев назад уже получил квартиру. На третьем этаже нового дома. Перед отъездом все запер, три замка повесил: на дверь дома, на дверь хлева и на дверь хацатупа. Так лучше: дом рухнет в свое время, как положено, и никто не сможет войти в него… через дверь. Жаль, на ореховые деревья замка не повесишь.

— Осенью приедем, соберем орехи, — сказала Мариам.

— Добро-то в руках унести можно, — сказал Врам. — Ничего не нажито. А насчет надгробья я с варпетом Суреном договорился, к сороковинам обещал сделать. Разве ж я допущу, чтобы исчезла память об отце?

Стояла весна, пышная, ослепительная… Солнце звенело в небесах, почки лопались, земля возрождалась еще раз.

А в селе Лернасар ручьи текли впустую, напрасно распускались цветы на деревьях, зря проливался дождь…

42

Секретарша сообщила — есть посетитель. Сафарян не поинтересовался, кто это:

— Пусть подождет.

У заместителя председателя исполкома голова шла кругом: полугодовой план по заготовке яиц вот-вот сорвется. Другие показатели еще куда ни шло, даже, можно сказать, неплохие. «Есть надежда получить переходящее Красное знамя, — размечтался Арам Вардуни. — Только бы по яйцам план дотянуть. Дело за тобой, Сафарян».