Одинокая орешина

Не хватало двадцати тысяч яиц. С самого утра Сафарян обзванивал села — просил, увещевал, уговаривал, кричал, а результат… всего четыре тысячи. Да и то не яиц, а обещаний. Арам Вардуни был озабочен — понятное дело, новый секретарь хотел в свой первый рабочий год добиться хороших показателей. Район отстающий, почти всегда был на последнем месте. Неужели невозможен перелом? Сафарян испытывал удовлетворение от того, что новый секретарь ему доверяет, надеется на него. «Я, — сказал он, — человек новый. А ты хорошо знаешь район, людей, знаешь скрытые возможности».

«Звонки звонками, — подумал Сафарян, — но этого мало. Нужно самому объездить все села. Глядя в лицо, отказать посовестятся. Неужели из-за нескольких сотен яиц переходящего знамени лишатся?.. Пусть в этом году яичницы не поедят, — он остался доволен своей остротой. — Завтра прямо с утра поеду», — и тут вспомнил о посетителе.

— Если он еще здесь, пусть войдет, — сказал он секретарше. — Кто это?

— Саак Камсарян из Лернасара. Он ждет.

— Камсарян? — Ну конечно же он вызвал его именно в пятницу. Правда, думал, что после случая с похоронами и арестом не явится… Явился, значит.

Камсарян вошел, поздоровался.

— Садитесь, — сказал Сафарян. — Я думал, что мы должны встретиться позже. Извините, что заставил ждать. Как дела?..

Вопрос был пустой, копеечный, и Камсарян отвел глаза в сторону.

— Ничего, — сказал он неопределенно. — У меня большой опыт ожидания. Что такое час по сравнению с тем, сколько мне приходилось ждать.

— Меня — впервые, — Сафарян попытался настроить себя на дружеский лад, сознавая, что разговор предстоит тяжелый. — К тому же у меня и без того дел через край.

— Да, вас я жду впервые, а другие, бывало, вызовут в час, примут на следующий день в четыре, вызовут в пятницу, примут в следующую среду. А случалось, тянут-тянут, я туда-сюда езжу, а меня в конце концов так и не примут. У меня свой учет. Однажды я подсчитал, что просидел в ожидании у разных дверей полгода.

Сафарян засмеялся — он впервые слышал о подобных вычислениях. Видно, ехидный тип этот учитель, его ученикам не позавидуешь.

— Вы знаете, наше село имеет большую историю.

О нем есть упоминания еще у Мовсеса Каханкатваци[81].

— Да, разумеется, — кивнул Сафарян, хотя так и не сообразил, кто этот Мовсес… Может быть, Хоренаци[82]так называли? — Разумеется, древнее село, очень древнее.

— Потому и решили его списать со счетов, — сказал Камсарян, несмотря на то что Арам Вардуни утверждал другое. Кто его знает, он тут человек новый — может, от него скрыли.

— Это решение…

— Знаю, знаю, сейчас скажете, что вы не в курсе. Или в курсе, но что можете поделать… Не имеете права. А прав, между прочим, добиваются, их никто не подносит в подарок ко дню рождения… Это решение — своеобразное свидетельство о смерти, а село еще не умерло. Да, оно при смерти, но не умерло… Хороший врач и мертвого оживить может. — И вдруг спросил: — Вы это решение своими глазами видели?

— Говорят, у вас хорошая дочь, — перевел Сафарян разговор на другую тему. — Ее школа — это подвиг… — он не захотел отвечать на вопрос учителя, потому что решения и в самом деле не видел. Но оно ведь существует, это все знают.

— Подвиг — это то, что делал монах-армянин в пустыне Тер-Зор[83]: на песке показывал сиротам буквы, учил их армянской азбуке.

Нет, к этому человеку ни на какой козе не подъедешь. Сафарян расстроился, закурил.

— Я странный человек, знаю, — будто прочел его мысли Камсарян. — У вас полно забот, а я вам про свое село, про Каханкатваци, про Тер-Зор…

— Я не хотел этого сказать, — Сафарян сделал неумелую попытку защититься, — но у нас и в самом деле полно забот.

— У нас с вами должна быть одна забота, — сказал Камсарян, как точку поставил. И вдруг неожиданно спросил — Вы вчера телевизор смотрели?

— Нет. А что?..

— Выступал один космонавт. Он поделился интересным наблюдением: чтобы заметить некоторые явления, происходящие на Земле, нужно удалиться от нее. Из космоса Землю лучше видно: куда движутся ледники, где земная кора дала трещину и тому подобное. Значит, чтобы все это разглядеть, нужно посмотреть издалека.

«К чему он клонит? — подумал Сафарян, и взгляд его почему-то упал на план по заготовке яиц. — Как бы там ни было, а двадцать тысяч яиц нужно собрать… Соберем! — В нем появилась самоуверенность. — Получим знамя — а тогда и яичницу жарьте, и яйца красьте, и гату пеките».

— Что я имею в виду, — Камсарян на мгновение замолчал, заметив, что Сафарян думает о чем-то своем. — Для того, чтобы увидеть кое-какие явления жизни, а тем более понять их, нужно удалиться — удалиться во времени. На сто лет назад, на сто лет вперед…

«На сто лет вперед, — усмехнулся про себя Сафарян. — Тут на полугодие никак не загадаешь».