Одинокий пастух

Я спросила у простецкой, как Никонов лечит, и она ответила совсем не простецки про информационно-энергетические структуры, деформированные поля и отягощенную карму. Сути я не поняла. Одна из дам пояснила: доктор включает полевую саморегуляцию. Как он это делает, никто не знал. Мужчина уточнил: доктор владеет автоматическим письмом. Что это такое, тоже осталось загадкой. Вроде бы, экстрасенс входил в какое-то особое состояние и писал под диктовку свыше. А что писал? Женщина с ребенком сказала, что на Никонова у нее последняя надежда, и она знает человека, которому он помог, когда врачи от него отказались. Потом явилась секретарь, бесцветная во всех отношениях женщина средних лет, проверила нас по списку и собрала деньги.

Я отправилась проведать Сандру. Они с Митькой укрылись от холода и мокрого снега в машине. Передала ей, что люди говорят о Никонове.

– Похоже, мы влипли, – сказала она. – Но теперь придется идти до конца.

В замызганной кухне экстрасенса явно никто не готовил еду, хотя на полке стояли старые кастрюльки и пустые пыльные литровые банки, а на газовой плите – чайник. Я так и не сняла пальто, хотя стало жарко, я вспотела, голову сжало, словно обручами. Время тянулось бесконечно, и я никак не могла понять, почему нас всех пригласили скопом, в одно и то же время. Когда стала подходить моя очередь, и я собралась за Сандрой с Митькой, они явились сами. Скоро нас вызвали. Сандра хотела войти с нами, но Никонов ее тормознул.

Кабинет был скудно обставлен канцелярской мебелью, на столе лежала папка с бумагами. Никонов был крупным видным мужчиной лет тридцати пяти, похожим на артиста. Как только Митька оказался в кабинете, он заревел и стал рваться обратно.

– Что с ребенком? – поинтересовался Никонов, велел вывести его за дверь и добавил: – Работать будем дистанционно.

После моих сбивчивых объяснений он указал на стул. Я села напротив, и Никонов посмотрел на меня, словно пригвоздил к месту. Мне показалось, что я расплылась по стулу и уже не встану. И язык перестал ворочаться. Я поняла: он действительно владеет какой-то непонятной силой.

– Все суетитесь, – строго сказал он. – Хотите материальных и духовных благ. О ребенке не думаете, а у него сильное накопление негативных программ. Это вас надо лечить, а не его.

Я послушно и приниженно кивнула головой, чувствуя себя вроде раздавленного червя.

– Ваш ребенок расплачивается за бездумное нарушение высших этических законов, а вы удивляетесь: почему это, откуда? И родители ваши нарушали, и вы нарушаете…

Мне показалось, я уплываю куда-то, голос экстрасенса становился все дальше и дальше. Меж тем он открыл папку с бумагой, взял авторучку, возвел очи горе и так сидел не знаю сколько времени, наверное, входил в транс. Но вот рука с авторучкой упала на бумагу, стержень начал быстро-быстро выписывать кренделя, каляки-маляки, чиркать в экстазе туда-сюда, даже бумагу прорвал. И вдруг Никонов словно очнулся, потер виски, стал рассматривать свои каракули, какие-то места отметил крестиками. Наконец снова обратился ко мне.

– Однажды совершенное человеком никуда не исчезает, а остается в подсознании. В результате негатив выходит наружу, на тех, кто рядом, на самых близких и любимых. Вы обижаетесь на свою мать?

– Откуда вы знаете? – затравленно спросила я.

– Провел анализ кармических структур. Знаю и то, что ваша мать тоже обижалась. На мужа.

– Это мне неизвестно. Если только на первого.

– Не важно, на какого, суть в том, что своей обидой она давала установку на разлуку с мужем. Отрицательные чувства сформировали информационный блок, который остался в подсознании. Потом все забылось, но установка осталась и начала разрушать уже не ее взаимоотношения, а близкого ей человека – ваши. Таким образом, была включена программа уничтожения связей между людьми, – терпеливо, как маленькой, объяснял мне Никонов. Он издал устало-печальный вздох и продолжил: – Обида – самое распространенное нарушение законов Вселенной. А ваша кармическая структура на энергетическом уровне наглядно демонстрирует нарушение одной из главных библейских заповедей: почитай отца твоего и мать.

Я подумала о Филе. Что-то творится с нашей связью, душевной и любовной, она исчезает, словно тающая льдинка. Наверное, мать обижалась на первого мужа, а может, и на моего отца, откуда мне знать? Но я-то беспрестанно обижаюсь на Фила.

– А что же с сыном? – почти беззвучно спросила я.

– То же, что и с вами. Цепочка нарушений законов Вселенной, а страдает ребенок. Ко всему сказанному можно добавить и ваше несогласие или сожаление о прошлом. Это тоже откладывается в подсознании, провоцирует болезнь.

И тут я с ужасом поняла, что сожалею обо всем-всем. И о замужестве, и о рождении ребенка… Были такие мысли! И я заплакала.

– Что же делать? – лепетала я. – Или все бесполезно?

Никонов устремил взор на бумагу с автописьмом и изрек: