— Госдодинъ консулъ, — закатывая глаза къ небу, сладостно и быстро залепеталъ Вамвакосъ: — я столько слышалъ объ имени вашемъ, что счелъ за самый пріятный долгъ явиться къ вамъ и преподнести вамъ выраженіе моего почтенія. Ваша популярность между эллинами Эпиро-ессалійскихъ странъ слишкомъ извстна вамъ самимъ, чтобы мн было нужно многословіемъ утомлять просвщенное вниманіе ваше… Никакая жалоба, никакой, такъ сказать, интересъ не руководилъ мной при этомъ посщеніи моемъ… Дружба моя съ господиномъ Исаакидесомъ, драгоманомъ вашимъ, который исполненъ къ вамъ любви и преданности, я надюсь, будетъ достаточною рекомендаціей меня въ вашихъ глазахъ…
Благовъ на все это не отвчалъ ни слова. (Я украдкой взглянулъ на лицо его, чтобы понять, какое впечатлніе производитъ на него это бглое риторское вступленіе, мн, впрочемъ, показавшееся прекраснымъ и завиднымъ, и увидалъ, что по лицу Благова чуть-чуть пробгаетъ что-то знакомое мн и насмшливое.)
Помолчавъ консулъ спросилъ:
— Вы изъ Аинъ?
Рчи Вамвакоса полились опятъ потокомъ… «Я воспитанникъ Аттической Всенаучницы»… и лились, и лились, и головка качалась на тонкой ше, и качалась, и качалась…
Благовъ все молчалъ. Молчалъ онъ четверть часа, молчалъ двадцать минутъ.
Вамвакосъ все изливался, все плъ очень краснорчиво, но однообразнымъ и скучнымъ голосомъ…
Благовъ не возражалъ ему ни слова и, не мняясь въ лиц, глядлъ на него гостепріимно и покойно.
Наконецъ Вамвакосъ сказалъ:
— Впрочемъ, быть можетъ, я пришелъ не во-время… У васъ естъ спшныя дла… Я вижу столько газетъ и бумагъ предъ вами.
Тогда Благовъ всталъ и, очень любезно улыбнувшись ему, отвчалъ:
— Если хотите, это правда… Я очень занятъ…
Вамвакосъ, который ожидалъ, что его будутъ удерживать, покраснлъ, поклонился и ушелъ.
Когда за нимъ затворилась дверъ, консулъ спросилъ:
— Какъ это воробей называется по-гречески?
Бостанджи сказалъ: «Споргити».
— Вотъ головка маленькая, какъ у споргити…
Мерзавецъ Бостанджи залился звонкимъ хохотомъ, не понимая, что этотъ неуспхъ Вамвакоса огорчилъ меня. И этого мало: онъ не только хохоталъ, но онъ даже и сказалъ консулу нчто для насъ съ Исаакидесомъ очень вредное.
Онъ сказалъ такъ:
— Господинъ консулъ, вы не думайте, что этотъ Вамвакосъ такъ просто приходилъ; это его Исаакидесъ наврное подослалъ, чтобы съ вами объ его тяжб поговорить… Онъ ему, видите, другъ и законникъ…
— Я ужъ почти догадался, — сказалъ Благовъ.
Мы все писали; консулъ все читалъ газеты. Никто не приходилъ. Наконецъ пришелъ самъ Исаакидесъ. Вроятно онъ узналъ, что изъ бесды его аинскаго друга съ консуломъ ничего не вышло, и былъ немного задумчивъ.
Помолчавъ онъ доложилъ консулу о событіяхъ дня, о которыхъ онъ только что усплъ узнать, и между прочимъ о томъ, что христіанъ турки сгоняютъ изъ селъ длать дорогу и не только денегъ имъ не платятъ, но и хлба за это, кажется, не даютъ; сказалъ еще, что паша все нездоровъ, не можетъ сегодня выходить изъ гарема, и докторъ безпрестанно ходитъ къ нему; наконецъ, повременивъ еще, началъ было такъ съ заискивающею улыбкой:
— Вы приказали напомнить вамъ о дл въ тиджарет…
— О какомъ дл? — притворно спросилъ Благовъ.
— О моемъ дл, значитъ… съ Шерифомъ…
— Нтъ, я передумалъ, — сказалъ спокойно и даже печально консулъ. — Я не буду возобновлять его…
Воцарилось на минуту молчаніе. Они поглядли другъ на друга. Исаакидесъ то блднлъ, то краснлъ. Даже губы его шевельнулись сказать что-то, но не сказали.
У Благова блеснули глаза опять столь знакомою уже мн радостью злого тріумфа. Но и онъ не сказалъ ничего. Немного погодя Исаакидесъ взялъ дрожащею рукой свою скверную шляпу и, поклонившись почтительно, вышелъ изъ канцеляріи.
Благовъ едва отвтилъ на его страдальческій поклонъ. И тмъ разговоръ этотъ кончился. Консулъ потомъ довольно долго сидлъ на диван, читая русскія газеты и не говоря никому ни слова. Мы съ Бостанджи-Оглу прилежно писали.
Потомъ Благовъ бросилъ газету, потянулся и сказалъ, обращаясь къ Бостанджи-Оглу:
— Вотъ въ газетахъ нашихъ пишутъ всякій вздоръ. Описываютъ, напримръ, какъ мошенники обманываютъ порядочныхъ людей. Это не ново. Занимательне было бы описать, какъ иногда порядочный человкъ… проводитъ мошенника. Бостанджи, какъ сказать по-гречески «порядочный человкъ»?
Бостанджи отвтилъ выраженіемъ въ буквальномъ смысл, означающимъ «человкъ какимъ должно быть».
Благову это не понравилось.
— Нтъ, — сказалъ онъ, — это не то! Порядочнымъ человкомъ еще можно себя назвать въ веселый часъ… Но какъ сказать про себя «человкъ какимъ должно быть!» Это слишкомъ высоко и непристойно. И какимъ это
Но я остался глухъ къ этой благосклонной шутк. Пророчица Гайдуша! Оракулъ, Пиія Гайдуша! Радуйся!.. «Когда повсятъ колоколъ, Благовъ броситъ бумаги Исаакидесу въ морду, и до выгодъ твоего отца ему дла нтъ». Радуйся! Радуйся, вдьма!
Я вспомнилъ кстати и слова киры-Параскевы, матери бея: «Разв онъ хорошій человкъ? Разв онъ добрый? Нтъ, онъ человкъ жесткій и недобрый».