Одиссей Полихроніадесъ

Благовъ остановился и сказалъ серьезно, такъ серьезно, какъ будто бы дло шло о родин или вр:

— Вотъ идеалъ жизни! «Paff! C’est mon cheval qu’on apprette».

Докторъ потомъ сказалъ:

— Молодые французы XVIII вка имли обычай восклицать и даже писали на стнахъ такого рода правила: «Шпага дворянская должна быть всегда готова на защиту Бога, короля и любовницы».

Разговоръ этотъ длился между ними два часа, я думаю, пока, наконецъ, кто-то проходившій по улиц не поклонился имъ и, остановясь подъ балкономъ, не прервалъ ихъ разговора извстіемъ, что Рауфъ-паш опять немного получше, что онъ сталъ выходить.

Я посл этого покинулъ свой уголокъ поученія и ушелъ. Но, Боже мой! Никакая рчь, никакое чтеніе дотол не поражали меня такъ, какъ поразили эти слова Благова.

«А таинство? Таинство брака? — думалъ я долго, долго еще посл этого. — Отчего же ни тотъ, ни другой не упомянули ни разу о смертномъ грх? О священныхъ заповдяхъ Божіихъ? О страшной кар загробной? О томъ, какъ святые отцы, учителя наши, говорили, что изъ всхъ злыхъ духовъ самый отвратительный, даже по виду, это демонъ плотскаго грха, и милая личина, которую принялъ онъ на этой земл, назначена лишь для того, дабы лучше скрыть т отвратительныя свойства, которыя таятся подъ нею!»

Мн хотлось не разъ выйти на балконъ и сказать имъ:

— Простите, господа мои, вы забыли одно… вотъ то-то и вотъ то-то!

И потомъ что за жестокость и къ себ, и къ другимъ!.. Отчего же ненавидть нжность такъ уже искренно и глубоко? Зачмъ такъ презирать благодушный уходъ юной… или хоть бы и не юной супруги… Что за холодное, что за желзное сердце…

Нтъ! Нтъ! Нтъ!.. Онъ мн чужой, онъ не нашъ, не мой, не близкій сердцу… Онъ только повелитель мой… Онъ не отецъ, не братъ, не другъ… Онъ господинъ господствующій. Онъ чуждый богъ, сошедшій на мигъ въ нашу простую среду, надъ которой онъ паритъ высоко несытымъ сердцемъ и гордою мыслью!..

И опять, опять вспомнилъ я прощальныя слова отца моего у дверей горнаго хана, гд я въ послдній разъ, со слезами провожая его опять на Дунай, поцловалъ его десницу. Вотъ эти слова:

«Ходи въ хорошіе дома, бери въ нихъ полезные примры благородства и образованности, а отъ того, что твоему возрасту непристойно и что несообразно со строгою нравственностью добраго православнаго, отъ того устраняйся… Вотъ теб мое слово отеческое. Я сказалъ, а ты это помни!»

Но гд же эти предлы подражанія? Предлы поученія? Гд этотъ критеріумъ познанія блага и зла?.. Какъ уловить эти измнчивые и незримые предлы моему уже смущенному молодому уму, когда великіе мудрецы всхъ временъ были несогласны другъ съ другомъ въ начертаніи ихъ?..

«Бери примры благородства»… сказалъ отецъ…

Но вотъ Бостанджи-Оглу разсказываетъ, будто бы этотъ самый Благовъ получилъ года два тому назадъ въ наслдство отъ дяди своего восемь тысячъ русскихъ рублей и прожилъ ихъ въ одинъ мсяцъ въ отпуску, въ Россіи, говоря, что «обезпечить его такая небольшая сумма по его понятіямъ не можетъ, а память хорошую подобный мсяцъ оставитъ ему на всю жизнь»… Восемь тысячъ рублей!.. Для меня это цлая жизнь… Цлый міръ еще недостижимый, но понятный… Для меня это хорошій домъ въ Загорахъ, это торговля ессалійскимъ хлбомъ или рыбой и русскою икрой на Дуна; чистый расчетъ съ заимодавцами утомленнаго отца, для меня это бракъ счастливый, это первый камень большой торговой или даже банкирской конторы въ Галат, въ Галац, въ Смирн, Букурешт…

Куда же онъ прожилъ эти деньги? На гетеръ, на театры, на огромные бакшиши какимъ-нибудь слугамъ, чтобъ они льстили и притворно угождали ему…

Школу ли онъ воздвигъ на родин своей для просвщенія тхъ порабощенныхъ русскихъ съ «рубашкой наружу», которыхъ я еще въ первомъ дтств моемъ видалъ на Дуна и о которыхъ даже во всеобщей географіи для руководства въ греческихъ училищахъ пишутъ такъ: «простолюдины русскіе грубы и порабощены, тогда какъ благородный классъ Россіи весьма образованъ».

На что же онъ прожилъ эти деньги? На что? Бостанджи смется моему ужасу и моему удивленію и говоритъ:

— Разв эти благородные русскіе знаютъ счетъ деньгамъ?..

Что жъ, не этому ли благородству подражать мн?.. Не расточительности ли мн учиться?..

Или не тому ли, о чемъ говорилъ Коэвино… на балкон, во всемъ такъ охотно и быстро уступая Благову… «Un gentilhomme doit avoir son 'ep'ee tourjours pr^ete pour defendre son Dieu, son roi et sa maitresse…»