Одиссей Полихроніадесъ

Первый разъ: «Представляю вамъ иву, сестру нашу, діакониссу церкви Кенхрейской. Примите ее для Господа… ибо и она была помощницей многимъ и мн самому».

Потомъ: «Сія есть заповдь Моя, да любите другъ друга, какъ Я возлюбилъ васъ».

А въ третій разъ, раскрывъ на удачу Ветхій Завтъ, отецъ встртилъ въ притчахъ Соломона нчто еще боле ясное: «Человкъ, который нашелъ достойную жену, нашелъ благо, и онъ имлъ милость Всевышняго».

Чего же лучше! Посл этого отецъ уже не колебался и женился на молодой вдов.

Однажды, чрезъ мсяцъ посл свадьбы, сидли они вмст у очага. Мать пряла шерсть, а отецъ курилъ наргиле и разсказывалъ ей о томъ, какъ и гд настрадался онъ на чужбин, и привелъ между прочимъ ей одно мусульманское слово насчетъ благоразумія и терпнія человческаго.

«Не будь никогда разгнванъ переворотомъ счастья, ибо терпніе горько, но плоды его сочны и сладки. Не тревожься о трудномъ дл и не сокрушай о немъ сердца, ибо источникъ жизни струится изъ мрака».

А мать моя на это и сказала ему:

— Да! ты на чужбин страдалъ много, а теперь вотъ со мной веселишься, а я еще безсмысленнымъ ребенкомъ была, когда меня убить хотли, и однако спасъ меня Богъ.

И сказавъ это, передала отцу моему, какъ выкинулъ ее изъ окна одинъ мальчикъ и какъ она пеленками зацпилась за кустъ.

Упалъ у отца тогда наргиле изъ рукъ отъ изумленія, и сказалъ онъ только: «Предназначеніе Божіе!»

И въ самомъ дл благословилъ Господь Богъ и старушку добрую, которая невстк все имніе свое отдала, и отца съ матерью, которые старушку покоили. Заботъ у нихъ и горя было много въ жизни, но раздора между ними не было никогда. А это, ты знаешь, самое главное. При домашнемъ согласіи и несчастія вс легче сносить.

Два года не могъ отецъ мой разстаться съ любимою женой, которая такъ умла ему угождать. Хотлъ было остаться торговать въ Янин, но на Дуна тогда было слишкомъ выгодно, и такъ какъ и я уже родился къ тому времени, отецъ мой ршился ухать, чтобы пріобрсти побольше для дтей.

Разлука была очень тяжела; но и старушку было бы гршно оставить одну посл столькихъ ея благодяній.

Отецъ ухалъ въ Тульчу; но прізжалъ каждые два года на три или четыре мсяца въ Загоры.

Незадолго до восточной войны, однако, пользуясь тмъ, что родной братъ киры Стиловой возвратился съ большими деньгами изъ Македоніи и остался жить уже до конца жизни въ родномъ сел, отецъ мой ршился взять съ собой на Дунай и мать мою и меня.

Братъ киры Стиловой былъ докторъ практикъ, имлъ хорошія деньги и двухъ большихъ сыновей, которыхъ онъ вскор и женилъ на загорскихъ двицахъ, такъ что старая сестра его не оставалась никогда безъ общества и безъ помощи по хозяйству.

Когда между Россіей и Турціей возгорлась война и русскіе вступили въ дунайскія княжества, отецъ мой испугался и хотлъ насъ съ матерью отправить на родину въ Эпиръ; но скоро раздумалъ. По всмъ слухамъ и по секретнымъ письмамъ друзей онъ ожидалъ, что въ Эпир вспыхнетъ возстаніе. И тамъ и здсь грозили опасности и безпорядки. Но отецъ разсудилъ, что на Дуна будетъ безопасно.

На Дуна слдовало ожидать настоящей правильной войны между войсками двухъ государей; въ Эпир чего можно было ожидать?.. Грабежей, пожаровъ, измнъ, предательствъ, безурядицы. Волонтеровъ эллинскихъ отецъ мой боялся столько же, сколько и албанскихъ баши-бузуковъ, и ты согласишься, что онъ былъ правъ.

Шайка Тодораки Гриваса оправдала его опасенія; увы! ты это знаешь, паликары наши уважали собственность и жизнь людей никакъ не больше, чмъ мусульманскіе беи.

Еще надялся отецъ и на то, что русскіе однимъ ударомъ сломятъ вс преграды на нижнемъ Дуна; онъ думалъ, что борьба съ турками для нихъ будетъ почти игрою, и первые слухи, первые разсказы, казалось, оправдывали его. Извстія изъ Азіи были побдоносныя; имена князей Андроникова и Бебутова переходили у насъ изъ устъ въ уста. Турки казались очень испуганными, старые христіане вспоминали о Дибич и о внезапномъ вторженіи его войска далеко за Балканы.

Эти надежды, воспоминанія и слухи приводили въ восторгъ моего отца, который до конца жизни боготворилъ Россію, и мы остались, ежедневно ожидая и прислушиваясь, не гремитъ ли уже барабанъ россійскій по нашимъ тихимъ улицамъ. Но въ этомъ отецъ ошибся.

Тульчу взяли русскіе, но гораздо поздне и съ большими потерями. Множество воиновъ русскаго дессанта погибло въ водахъ Дуная, переправляясь на лодкахъ противъ самыхъ выстрловъ турецкой батареи…

Потомъ мой бдный отецъ долженъ былъ сознаться, что турки на Дуна защищались какъ слдуетъ, и до конца жизни дивился и не могъ понять, отчего русскіе распоряжались такъ медленно и такъ неудачно подъ Ольшаницей, Читате и Силистріей… Онъ приписывалъ вс неудачи ихъ валашскому шпіонству и предательству польскихъ офицеровъ, которыхъ было, по его мннію, слишкомъ много въ русскихъ войскахъ.