Одиссей

Навсикая зовет обратно своих подруг и просит их отмыть этого роскошного мужчину. Одиссей благодарит и отвечает, что с этим он справится и сам, – и погружается в реку, откуда, умаслив свое тело божественным елеем и одевшись в одно из выстиранных платьев Навсикаи, выходит совершенно новым человеком. Она уже успела размечтаться: как чудесно было бы иметь такого мужа. Не какой-то слюнявый щенок, но практически полубог. Зрелый мужчина, воитель, странник. Не хватает только поцелуя, чтобы чужестранец из лягушки превратился в прекрасного принца. (См. ил. 13. Фредерик Лейтон, «Навсикая».)

Ведь так и бывает в сказках. Этот сюжет знаком нам по сказкам братьев Гримм: мяч падает в воду, его находит лягушка, принцесса целует ее, и лягушка превращается в принца, который женится на принцессе[70]рия о красавице и чудовище, о безумных вылазках за границы известного и дозволенного, которые в конце концов заканчиваются счастливым браком. Вот и Одиссей мог бы счастливо прожить остаток своих дней в одном из самых известных произведений европейской литературы.

Но Одиссей не готов удовольствоваться второстепенной ролью в чужой истории. Он должен найти свою собственную. Поэтому встреча не оканчивается свадьбой, она заканчивается продолжением пути. Навсикая отводит Одиссея к своим родителям, чей брак благословлен богами. Именно встреча с ними позволит Одиссею обрести себя и отыскать дорогу домой. Прощальные слова, которые Навсикая говорит Одиссею перед тем, как он покидает землю феаков, таковы: «Радуйся, странник, но, в милую землю отцов возвратяся, помни меня; ты спасением встрече со мною обязан».

Более благословленная, нежели влюбленная.

Рассказы

Дело тут не в Телемаке

и – клянусь – не в Пенелопе —
от Итаки до Итаки
рыба грезит об улове.
И в ущерб страстям, пиратству
оттого стремился так он
в свое каменное царство,
в сокровенную Итаку.

В том, что происходит дальше, важную роль играют рассказы. Песни с 6-й по 12-ю занимают особое место в произведении. Они образуют собой своего рода книгу в книге, ядро, из которого вырастает все остальное. Это глаз бури, и все остальные события и рассказы расходятся вокруг него концентрическими кругами. Все, что предшествует этим главам, развертывается после них в обратном порядке. Книга начинается на Итаке, дома у Одиссея, осаждаемого женихами, с сына, который отправляется на поиски пропавшего отца, затем рассказывает об отце, который заточен на райском острове, а затем уплывает с него и терпит крушение. Зеркальное отражения этих событий мы наблюдаем после того, как Одиссей прощается с феаками. Он отплывает с их острова и в одиночестве оказывается на Итаке, где вскоре воссоединяется со своим сыном, вместе они противостоят женихам и в конце концов отвоевывают свой дом. Действие развертывается и свертывается – элегантно и стремительно. А в центре событий оказывается остров феаков. Остров полон рассказов – как в буквальном смысле, так и метафорически. Первым делом Одиссей ловко выпутывается из истории про принцессу и лягушку, давая понять, что его собственная история куда сложнее и глубже. Затем его принимают как гостя во дворце Алкиноя, где ему приходится выслушивать чужие толкования событий Троянской войны и его собственных поступков. И наконец ему задают вопрос: «Кто ты?» И тут ему приходится рассказать свою историю, включая знаменитые приключения с циклопами, Цирцеей и сиренами. Остров феаков полностью пропитан рассказами. Это «пьеса внутри пьесы». Почему эта интермедия так важна? Зачем нужен этот рассказ в рассказе?

Аласдер Макинтайр – автор теории нарратива, или теории повествования. В своей революционной книге «После добродетели» он раз за разом подчеркивает: только повествование делает действия осмысленными, это необходимая предпосылка для понимания действий[71]. Без повествований мир оказывается бессвязным и раздробленным. Вы и сами увидите, когда столкнетесь с чем-то, что невозможно понять. Вы сразу попробуете вписать непонятное в какую-нибудь историю. Представьте, что вы стоите на остановке и человек, стоящий рядом с вами, внезапно выкрикивает: «Сливки и мускат!» Звучит как бессмысленный возглас в постмодернистском аду. Но попробуйте поместить это высказывание в какой-нибудь контекст. Например, остановка находится рядом с психиатрической лечебницей. Ну конечно! Или у ног мужчины стоят пакеты, в которых вы можете разглядеть молодой картофель, так что для картофельной запеканки как раз не хватает сливок и мускатного ореха. Разумеется. Повествование освещает, повествование объясняет, оно заполняет пустоты.