Одиссей

Две вещи помогают нам понять действия других людей: намерение и контекст. Если вы понимаете контекст отдельного действия – психиатрическая лечебница или пакеты с продуктами, – вы можете достроить историю, которая объясняет действие. Но нам необходимо знать также и намерение, лежащее в его основе. Нам гораздо комфортнее с историей мужчины, который забыл купить сливки и мускатный орех для приготовления обеда, нежели со сбежавшим пациентом психушки, который внезапно издает страшный вопль на кулинарную тему. Мы должны знать, почему люди совершают свои поступки. Поэтому безумие всегда пугает, а забытые пункты из списка покупок успокаивают. Попробуйте провести небольшой эксперимент. Пройдитесь по улице и запишите пять случайно подслушанных фраз из разных разговоров. Зайдите в ближайшее кафе, сядьте за столик и громко произнесите эти пять фраз в течение трех минут. Вы заметите, что вокруг вас образовалась пустота. Вы показались людям странным и непонятным – не загадочным в хорошем смысле, а попросту подозрительным. По крайней мере до тех пор, пока не объяснили им, что просто выполняете эксперимент, о котором прочли в книге по нарратологии. Тогда вы сразу станете более понятным и заслуживающим доверия. Хотя, пожалуй, чуточку странным.

Макинтайр бросает вызов критическому и фрагментарному мышлению постмодернизма, которое доминировало в 1960–70-х гг. Жизнь – это не серия отдельных, никак не связанных друг с другом событий, похожих на список дел в ежедневнике. А вы – не актер, который переключается с одной роли на другую в течение дня: от папы к банкиру, потому к адепту фитнеса, затем к просиживателю дивана и наконец к любовнику. Жизни требуется цельность, смысл и направление. Именно для этого нужен нарратив. Мое Я живет в повествовании, которое связывает рождение с жизнью, а жизнь со смертью. Как любой рассказ имеет начало, середину и конец, так они должны быть и у жизни. Я – это нарратив.

Более того, мы и окружающий мир воспринимаем как повествование. Уберите рассказы – и мир превратится в винегрет из случайных фактов. Взгляните хотя бы на газетные репортажи. В заголовке и подзаголовке всегда содержится факт, но лишь полный текст статьи помогает нам понять его. Текст рисует живописное полотно, которое сводит разрозненные факты в цельную картину. Факты толкуют, пересказывают и связывают воедино. Журналисты – величайшие рассказчики наших дней. Нам только кажется, что они пассивные ретрансляторы новостей. Но именно благодаря им некоторые новости трогают нас сильнее других. Просто потому, что их превратили в хороший рассказ. Если повествование содержит в себе основные драматические элементы, оно лучше подходит для первой полосы. Есть мнение, что людей особенно привлекают некоторые архетипические истории: охота на чудовище, гадкий утенок или падение великих[72] чем-то, мы нередко прибегаем к одному из таких сюжетов. Я клоню не к тому, что журналистам нельзя доверять. Отнюдь, просто они сообщают факты в форме историй, потому что только истории придают фактам смысл. Есть теория, что чем больше аудитория, тем проще должно быть повествование[73]. Этому не раз находились подтверждения в мировой истории. Отдельные черно-белые комиксы могут дать фору многим живописным полотнам. Мы мыслим историями, а не отдельными фрагментами информации. Кто увидит смысл в наборе разрозненных фактов?

При этом повествование не обязано быть правдивым. Смысл бьет правду в абсолютном большинстве случаев[74]. Действительность сложна, и мы упрощаем ее каждый раз, когда сочиняем историю. Любой нарратив – это некое толкование хаотичной действительности. Победители всегда пишут историю, и когда вы сочиняете свой нарратив, вы становитесь сами себе господином. Я не говорю, что вы сознательно искажаете истину или подтасовываете факты. Вы просто отыскиваете смысл. Вопрос об истинности повествования всегда остается открыт в силу неопределенности будущего[75]. Мы не знаем, чем закончится история. Повествование задает цель и направление, но до тех пор, пока неизвестен конец, и начало может измениться. Через год пройдут выборы в норвежский парламент, и лишь тогда станет ясно, сумеет ли Юнас Гар Стёре увенчать свою блестящую политическую карьеру должностью премьер-министра. Станет ли он самым мудрым и успешным в ряду норвежских премьер-министров? Или он проиграет выборы и запомнится людям надменным и невосприимчивым к критике? Обе возможности пока открыты. И в ближайшую тысячу лет каждая из них может реализоваться. И лишь тот, кто прочтет этот текст через несколько лет, будет знать, чем завершились выборы. И все, что произошло за это время, повлияет на то, как будет переписана вся предшествующая этому история. Будущее – это смотровая площадка, с которой мы обозреваем прошлое.