Одиссей

Наш мир пронизан нарративами. Мы видим их в политике, на работе и в семейной хронике. Наши сны, наши надежды, наши сплетни, наши объяснения, наши ссоры и планы – это все истории. Факты канут в прошлое, действия прекратятся, воспоминания угаснут, но истории будут жить. Именно их мы помним, потому что они придают всему смысл. И поэтому в середине «Одиссеи» мы находим рассказ внутри рассказа. В ядре истории Одиссей должен взять на себя ответственность за свое повествование и за тот смысл, которые оно несет. Потому что речь здесь идет не о развлекательной истории. На кону жизнь самого Одиссея.

Моя песня

Под столом собаки дремлют.

Кубки на пол повалились.
Ключница задвинет двери —
ни в разлив и ни на вынос.
Время дышит еле-еле.
Кончен пир. Белеют кости.
Утомились, захмелели
Гнедич и Жуковский.

Истории объясняют действительность, а самые важные из них объясняют нам нас самих. Недостаточно просто прожить жизнь – нужно еще сочинить рассказ о ней. Карл Уве Кнаусгор[76], Ханс Егер[77] и популярные блогеры знают, о чем речь. Но нельзя сначала прожить жизнь, а потом сочинить ее историю. Они разворачиваются параллельно. Жизнь и повествование тесно переплетены. Наша жизнь – «одноактный драматический нарратив»[78], по словам Макинтайра. Каждый раз, когда меня спрашивают, кто я, почему я женился или развелся, почему выбрал ту или иную работу или погладил сына по голове, я рассказываю историю о своей жизни. Более или менее осознанную, более или менее завершенную. (См. ил. 14. Лоуренс Альма-Тадема, «Чтение из Гомера».)

Мне нужен нарратив обо мне самом. Если повествование – это основной способ понять окружающий мер, то же, без сомнения, верно и для моего собственного мира. Благодаря нарративу я понимаю себя, свое прошлое и планы на будущее. Без него я распадаюсь на части, как сгоревшая бумага распадается на частички пепла, если взять ее в руку. Человек не может этого вынести. Мне нужен крепкий белый лист, на котором написана моя история. Психотерапия нередко заключается именно в том, чтобы написать историю, с которой мы можем жить. В этом смысле никогда не поздно получить счастливое детство. Мы все ищем повествование, которое можем назначить официальной версией самих себя.

В моей истории я – главный герой[79]. Не обязательно герой в традиционном понимании, как персонаж диснеевской сказки, в которой все всегда кончается хорошо. Я скорее протагонист – тот, вокруг кого строится сюжет, благодаря кому действие развивается. Другие действующие лица появляются как второстепенные персонажи – при этом, как ни удивительно, в своих собственных историях главными героями являются они. Мой нарратив – это мой персональный миф. Моя песня. Муза, скажи мне… Неудивительно, что величайшие рассказчики античности были певцами. История и песня всегда были связаны: Yoursong, Mysong, Myway, Michiamano Mimi[80]. Такой песне даже текст не нужен, музыки вполне достаточно. Композиция Кита Джарретта «Mysong» вошла в репертуар многих исполнителей, которые услышали в ней глубокое отражение собственного самоощущения – именно потому, что эта мелодия без слов всегда берет за живое. Веками люди рассказывали свою историю с помощью нот и мелодий. Подумайте, есть ли у вас такая песня. Какая мелодия достигает самых дальних, потаенных уголков вашей души – так, что вы даже краснеете? Музыка имеет божественную природу. Она помогает нам сочинять свой нарратив. И даже когда пафосный оперный певец уморительно носится туда-сюда по сцене, он берет нас за живое, когда безукоризненно выводит последнюю строку арии «Nessundorma»: «All'alba vincero» – «С зарей мне побеждать!» В этот момент большинство слушателей ощутят мурашки на своей коже, потому что эта ария говорит нам о том, что надежда есть всегда, какой бы безнадежной ни казалась ситуация. Когда забрезжит рассвет и наступит новый день, я одержу победу. И моя история закончится хорошо.