Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

Руководил скандинавами (было их несколько меньше, чем моих соотечественников) детина весьма примечательного облика: разогнувшись, он был бы ростом не ниже Сильвера, но ходил так ссутулившись, что казался горбатым, а ручищи с огромными кистями болтались ниже колен, как у обезьяны. Лицо этого достойного представителя полуночных стран тоже напоминало обезьянью морду своими переразвитыми челюстями, а одну глазницу прикрывала черная повязка — последний, завершающий штрих в образе законченного злодея.

Я мысленно окрестил датчанина Обезьяном и решил, что при возможности застрелю его первым. Во главе англичан был человек ничем не примечательный, матрос как матрос.

Пока они переругивались, ветер снова донес звонкий лай гончих, и я подумал, что ошибся в своих оценках численности экипажа бригантины: собаки не могли вести погоню без людей, да и Пэт с Джереми едва ли развлекались стрельбой по пролетающим мимо птицам. Кто же тогда остался на борту «Красотки»? Получается, что на бригантине к острову заявились не только те, кто плавал с Греем на «Диане». Смоллетт тоже привел каких-то своих людей. Либо они навербовали портовое отребье там, где приняли на борт пушки.

Ссора достигла такого накала, что у меня появилась безумная надежда: вдруг они сейчас выхватят пистолеты и тесаки и начнут убивать друг друга?

Вслед за надеждой заявилась ее сестричка-идея, не менее безумная: что, если подобраться поближе к ним и выстрелить? Нервы у них сейчас натянуты, как струны — и звук выстрела над ухом может спровоцировать резню.

Не знаю, смог бы я отважиться на такую авантюру, или все же благоразумие одержало бы верх. Но все решилось без меня: Обезьян что-то выкрикнул, смачно плюнул на песок, развернулся и пошагал в сторону.

Я подумал, что Смоллетт все-таки не Господь, и ошибки допускает: или ему, или Грею стоило высадиться на берег и приглядывать за разноплеменными подчиненными, коли уж на бригантине оказались сразу два человека, способных исполнять обязанности капитана.

Главарь англичан посмотрел вслед оппоненту, почесал затылок, сдвинув треуголку на лоб. Скомандовал, и его подчиненные пошагали по нашему следу, уходящему в лес. Шли быстро, и я от души понадеялся, что Эктор с толком использовал время размолвки злодеев и увел наших осликов как можно дальше.

А затем случилось то, что мгновенно вымело у меня из головы все мысли об Экторе, ослах и сокровище Флинта: датчане, недолго посовещавшись между собой, тоже вошли в лес. Двигались быстро, почти бегом.

Но двигались они в другую сторону.

К вершине Фок-мачты.

* * *

Сказал бы мне кто-то час назад, что я сегодня побегу куда-то и зачем-то — я бы грустно рассмеялся. Какой там бег, доползти бы до «Патриции» и рухнуть в капитанской каюте, доверив Сильверу командовать погрузкой и отплытием.

Побежал, и еще как побежал!

Несся вверх по лесистому склону, зная одно: я должен опередить, и с неплохим отрывом, этих свежих, просидевших весь день в каком-то убежище бандитов.

Но у моего тела имелось свое особое мнение о планах капитана Хокинса. Оно, тело, участвовать ни в каких забегах категорически не желало. Ноги даже болеть перестали, я их попросту не чувствовал. Боль в груди, слева, становилась все сильнее. Мне не хватало воздуха, и с каждым вздохом в легкие словно бы попадала пригоршня мелких рыболовных крючков, по крайней мере именно так это ощущалось. Со зрением тоже случилось что-то нехорошее: я видел лишь то, что впереди, с боков наползала какая-то муть, и быстро темнела, превращаясь в непроглядную мглу.

Я игнорировал все претензии тела. Отключился от них, не обращал внимания. Безжалостно гнал себя в гору. Так, наверное, гнал в атаку своих головорезов дед: «Сдохни, но сделай, что должен!» Он никогда не жалел ни себя, ни других, а я его внук и я не дам слабины! Сдохну, но сделаю!

«Ах, так?! — сказало тело. — Ты сам это выбрал!» — и начало умирать.

Я увидел стремительно несущуюся к лицу землю, усыпанную хвоей. Впрочем, видел я ее не слишком долго. Сделал слабую попытку подняться — и тут тьма окончательно наползла со всех сторон, затопила весь мир, и не осталось в нем ничего, кроме темноты и дикой, сводящей с ума боли, — та вырвалась из моей груди и схватилась с тьмой за владычество над миром, и была близка к победе.

«Глупец ты, Хокинс… — тяжело, медлительно думал я, пока был к тому способен. — Сам себя угробил… рана открылась… там, внутри… ты истекаешь кровью… и сам сдохнешь… и брата не спас… и невесту не спас… профессоров надо было слушать… а не старого синерожего пьяницу…»

Потом даже думать стало неимоверно больно, и я прекратил. Потом…

Никакого «потом» не было.

5. Осада Фок-мачты

Я открыл глаза и встретился с холодным немигающим взглядом. Это был взгляд не человека. Буквально в пяти-шести дюймах от моего лица устроилась гремучая змея.

Укусит, и мне конец. После змеиных укусов в руку или ногу люди не всегда погибают: если быстро наложить тугой жгут на пострадавшую конечность и отсосать кровь из ранки, можно выжить.