Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

Позже мы породнились с его семейством, даже дважды: Джереми женился на Элен Гэрсли (на той самой малышке, что презентовала неуклюже вышитый кисет «дорогому дядюшке Джиму», а двенадцать лет спустя превратилась не просто в красавицу, но и в замечательную хозяйку и рукодельницу). А наш первенец Джеймс-младший с самого раннего детства дружил с Миллисент, с младшей дочерью Эктора, родившейся во время плавания «Патриции» к острову, — и в конце концов взял ее в жены. Так что в жилах лейтенанта Абеля Хокинса течет и частица крови моего старого друга, чему я только рад.

* * *

Прогулка и свежий морской воздух сделали свое дело: старина Флинт приободрился, не сидел больше нахохлившись и не норовил убрать голову под крыло. Даже порадовал нас несколькими громкими испанскими ругательствами, чего мы давненько от него не слышали.

На обратном пути я решил сделать небольшой крюк и заехать на кладбище, все равно нам с Пэт стоило его навестить до отплытия. Впрочем, добавил я, если Джанет считает, что в ее положении лучше избегать таких визитов, то пусть отправляется домой с кучером, а мы уж с Пэт как-нибудь доберемся пешком (хотя, конечно, ходок из меня уже не тот, что в былые годы, и доставшаяся в наследство от тестя трость эбенового дерева давно стала непременной принадлежностью моих пеших прогулок).

Но Джанет сказала, что чувствует себя прекрасно и ничем ей не повредит посещение могилы свекра и других родственников. Отправились втроем, оставив Флинта на попечение кучера, кладбище не самое подходящее место для громких испанских ругательств. У ворот я немало порадовал цветочницу, скупив все оставшиеся у нее гвоздики.

…В той части Плимутского кладбища, что иногда называют «Последним прибежищем моряков», очень много кенотафов — могильных плит, под которыми не лежат тела, ушедшие на морское дно.

Первые гвоздики легли у надгробия контр-адмирала Джереми Бонса Истлинга, нашедшего последний приют в Бенгальском заливе. Затем мы посетили кенотаф его старшего сына Ричарда — никто не знает, где он действительно покоится, корвет «Счастливчик» не вернулся из северных полярных широт, и о месте его возможной гибели можно лишь догадываться. Могильной плите с именем Джона Эндерби тоже досталась ее доля цветов.

А затем мы подошли к двойному кенотафу, при виде которого у меня всегда болезненно сжимается сердце. Потому что написано на нем «Джеймс Хокинс, коммандер» и «Дэвид Хокинс, капитан-лейтенант». А на самом деле наши мальчики навсегда остались в море у Трафальгарского мыса.

Все-таки до чего же это неправильно и противно естественному ходу вещей — когда родители приходят на могилы детей… Должно быть наоборот. Но так рассудила судьба, а с судьбой не спорят.

У надгробия братьев Хокинсов мои красавицы задержались. Я выбрал момент и ненадолго отлучился на сотню шагов в сторону с последним оставшимся у меня цветком, — к небольшому и неброскому камню, находящемуся на отшибе. Имени на нем не было, лишь инициалы J. Т. и затейливый росчерк, напоминающий морской узел. И надпись внизу: «Сделай, что должен».

Я надломил в нескольких местах стебель гвоздики, и она легла на полированную гранитную поверхность — такая же изломанная, какой была судьба этого человека.

— Дед, я сделал всё, что был должен, — негромко произнес я. — Осталось лишь одно, самое последнее дело.

* * *

После завершения войны, названной впоследствии Семилетней, молодой лорд А*** действительно приехал в Англию и начал возвращать земельные владения предков, — но вместо Хокинс-Холла получил лишь сумму, оговоренную в приложении к завещанию, и давно лежавшую у меня наготове.

Можно было бы сказать, что после этого мы с Патрицией вели мирную и спокойную жизнь богатых землевладельцев, растили детей и не помышляли о новых опасных путешествиях в дальние страны.

Можно…

Но это не совсем так. В нашем семействе бытовал один интересный обычай: иногда, очень редко, Пэт спускалась к завтраку в своем старом костюме юнги, — и я сразу же понимал, что это означает. За завтраком мы обсуждали, где еще не бывали или где хочется побывать вновь, а затем я велел закладывать лошадей и отправлялся в Бристольский порт присматривать шхуну, которой предстояло получить имя «Патриция» с прибавлением номера.

«Патриция Вторая» совершила путешествие по европейским морям, и я в числе других стран континента наконец побывал во Франции.