Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

К антиподам Джон не попал. Для начала отправился в Вест-Индию, на Мартинику, где бывал в юности и где встретил единственную, по его словам, в своей жизни любовь — Патрицию-старшую, мать моей Пэт.

На Мартинике Сильвер застрял на шесть с половиной лет. Потому что никогда не стоит говорить, что любовь была единственной в жизни. Пока жизнь не закончена — не стоит. Короче говоря, старина Джон женился — и опять на местной квартеронке, на вдове плантатора. Разница в возрасте составляла тридцать с лишним лет, но не помешала ничему, Джон стал приемным отцом для троих очаровательных детишек, и вскоре к ним добавились мальчики-близнецы, единокровные братья Патриции…

А потом, после шести лет безмятежной семейной жизни, капитан Сильвер все-таки продолжил свое последнее плавание, уже на другой шхуне, прежняя пришла в негодность.

Уплыл, якобы собираясь совершить рейс к мексиканскому побережью и обратно, — и не вернулся.

Не знаю, что двигало им на сей раз. Возможно, нежелание превращаться в дряхлую развалину рядом с молодой женой (а на восьмом десятке от старческой немощи никуда не деться — увы, теперь я хорошо знаю это на собственном опыте).

Наверное, миссис Эндерби (несколько лет спустя со всем выводком детишек приезжавшая в Англию и навестившая нас в Хокинс-Холле) могла бы рассказать о других причинах, но не захотела разговаривать на эту тему. Я спросил у нее: не находили потом среди вещей Джона черное полотнище с изображением черепа и двух костей? Нет, ничего похожего не нашли, ответила она.

Похоже, Долговязый Джон не изменил своему обычаю и взял в последнее плавание старое знамя, придуманное некогда Инглендом и много лет служившее моему деду. И мне приходит иногда в голову странная мысль: старина Джон знал о неизлечимой болезни и близкой смерти, но не стал ее дожидаться, — ветхий и пробитый пулями Веселый Роджер в последний раз поднялся над бизанью, и капитан Сильвер сложил голову в последнем обреченном абордаже.

Понимаю, что скорее всего, ничего похожего не произошло… Но мысль приходит. И тогда я жалею, что сам никогда не смогу так поступить.

* * *

Капитан Смоллетт, не раз упоминавшийся на страницах моей второй книги, тоже умер, — на берегу и в почтенной старости, дожив почти до моих нынешних лет.

Вскоре после второго возвращения с острова Флинта мы с ним встретились. Я получил весточку от Эктора, что Смоллетт приехал по делам в Бристоль, — и написал капитану короткое письмо с просьбой о встрече. Хотел назначить ее в «Подзорной трубе», но оказалось, что здание уже несколько лет как снесли.

Встретились мы в «Старом якоре» — это место тоже навевало немало ностальгических воспоминаний, но задушевный разговор у нас с капитаном не сложился. Он мало изменился за минувшие годы. Лишь полностью поседел, а в остальном казался прежним, и внешне, и манерой поведения: держался так, словно перед ним был не капитан Хокинс, а снова юнга, которого надлежит гонять в хвост и в гриву, ибо любимчикам на судне не место.

На все мои вопросы Смоллетт ответил, но коротко и лаконично, не вдаваясь в детали и подробности. Нет, к нашему острову он никогда больше не плавал после того, как его покинула «Испаньола», увозя золото Флинта. Да, ему предлагали возглавить новую экспедицию за сокровищами (кто конкретно предлагал, он не сказал, и вообще ни единого имени в ходе нашей беседы не назвал). Но ему, Смоллетту, одного раза хватило с преизбытком, окончательно утвердив в мысли: слишком уж щекотливое дело поиск сокровищ, чтобы с ним связываться. А когда уговоры стали чересчур настойчивыми, капитан уехал, никому не сказав, куда. И если к нему, Смоллетту, нет других вопросов, то он вынужден откланяться, ибо весьма загружен делами.

Встал и ушел. Неприятный человек… Всегда таким был.

К мистеру Блендли у меня тоже имелось множество вопросов, лишь не было уверенности, кто их будет задавать: я или судебные дознаватели?

Но все планы, что мы с Эктором строили на обратном пути касательно мистера Блендли, оказались не нужны. Он умер до возвращения «Патриции» и никогда не узнал, что я оставил его дочь вдовой, прикончив Грея (дела, приведшие Смоллетта в Бристоль, были связаны как раз с наследством умершего).

Зато показания, тщательно продуманные при активной помощи Эктора, оказались очень кстати: Адмиралтейский суд полностью оправдал мои действия на острове и рядом с ним.

Сам же Эктор… эх… Я был уверен, что он еще много лет будет радовать меня своей дружбой и помогать советами, но судьба рассудила иначе. Через четыре года после приключений на острове Эктор вернулся домой с выигранного тяжелейшего процесса, сел в столовой, дожидаясь ужина… там его и нашли мертвым полчаса спустя, так же сидящего в кресле с усталой улыбкой на лице. Вскрытие показало, что у него было очень нездоровое сердце, хотя Эктор никому и никогда не жаловался на здоровье, и вообще казался человеком железным…