Однажды. Не ты. Не я.

— Сотни лет назад творцы верили, что только им доступно бессмертие, и тогда Алали бросила им вызов и создала Реаль. Они утверждали, что смертные не могут стать творцами, и тогда Алали придумала способ призвать энергию излучины, чтобы трансформировать силу человеческой души. Ей не позволили любить смертного, и она нашла способ сделать его творцом. Твой приятель станет бессмертным, а ты отправишься домой. Алали — величайшая из творцов, а ты… — Ая состроил кислую мину.

Знаю. Я — переводчица.

— Иди домой, Наталия.

Надо же, дракон запомнил моё имя. Если повезёт, я вот-вот проснусь и обнаружу, что всё это — бред. Или галлюцинация, навеянная извращённой магией излучины.

— Ая, а ты настоящий?

— Настоящий, — прошипел дракон. — Смотрите-ка, какое слово знает наша переводчица. Спрашивает, настоящий ли я. А о себе почему не спрашиваешь? Неужто думаешь, что ты настоящая, а я — нет? Так вот тебе ответ, Наталия: мы с тобой одинаковые. А вот какие, настоящие или нет — это зависит от точки зрения.

Ударив хвостом по земле, Ая взметнул вверх облака вековой пыли. Отпрыгнув в сторону, я невольно шагнула через порог и…

оказалась на полу в своей спальне.

Пыльной, как пещера Ая. Скучной. Пахнущей старыми книгами и засохшими цветами. Из этой квартиры я отправилась в Истензию, чтобы перевести дневник. Сюда и вернулась, с переполненной памятью и раненой душой.

Что бы ни говорил Ая, я настоящая. И боль моя тоже, до искр в глазах, до вспотевшего лба настоящая. Подозреваю, что она останется такой надолго.

Эпилог. Наталия

Сегодня вторник, очередной из многих, скучных вторников. Один за другим они плывут передо мной, неотличимые по сути. Каждое утро меня встречают студенты, невнимательные, занятые собой. Девица в третьем ряду разглядывает сидящего за ней парня в карманное зеркальце. Лохматый верзила мерно похрапывает в заднем ряду, шея изогнута под нездоровым углом. Унылая блондинка с зализанными волосами что-то прилежно пишет в тетради. Проблема в том, что меня она почти не слушает, да и на доску не смотрит. Значит, пишет письмо или книгу. Будем надеяться, что это — роман, что в нём приключения, интересные герои и счастливый конец.

Отхожу в сторону и понижаю голос, чтобы не мешать ей. Пусть остаётся в придуманном мире, там намного лучше, уж я-то знаю.

— Доктор Раблие!

Вздрагиваю и с удивлением перевожу взгляд. Неужели кто-то слушает мою лекцию?

— Что вы хотели спросить?

Парнишка ухмыляется, заготовив каверзный вопрос.

— А это правда, что в древне-арисийском языке нет символов насилия?

— Правда. Насилие и божественная свобода несовместимы.

— Тогда откуда взялся символ брака? Ведь брак — форма насилия над мужчинами.

Аудитория взрывается хохотом. Верзила в последнем ряду просыпается, озадаченно вытирая слюни.

Сколько раз я слышала эту шутку? Сто? Больше?

— В древне-арисийском языке нет символа брака. — Отвечаю без улыбки. — Можно соединить вместе символы мужчины и женщины, но из этого обозначения невозможно понять, какие именно отношения их связывают. Необходимо дополнить эту конструкцию точным геометрическим изображением чувств, которые…

Замолкаю. Всё равно парень меня не слушает. Пинает сидящую перед ним девушку и шепчет на всю аудиторию: — Хочешь, я дополню твою геометрическую конструкцию?

Студенты склоняются к столам, дёргаясь от смеха.

Это называется «эффект ноября». В начале учебного года студенты ведут себя образцово, внимают каждому слову, стараясь произвести впечатление. К ноябрю расхолаживаются, становится понятно, кто есть кто. Потом, к сессии, снова поджимают хвосты, и так дальше, цикл за циклом.

Украдкой смотрю на часы.

— Доктор Раблие! Могу ли я спросить про вашу геометрическую конструкцию? — продолжает неугомонный парень. Его друзья побагровели от смеха.

Зря они меня заводят. Очень зря. Понимаю, что это факультатив, что они устали, да и я тоже. Но очень скоро они узнают, что вследствие некоторых событий, о которых я запрещаю себе вспоминать, меня лучше не раздражать. Есть вещи, которые я не контролирую.

— Спрашивайте, — предлагаю я. Снаружи я спокойна, но левое плечо накалилось, как лист железа на июльском солнце. Татуировка вязи вернулась ко мне, сама по себе, как загулявший кот, и подружилась с моими чувствами. Это если выражаться мягко, а можно и посильнее. При сильных эмоциях меня взрывает, как бочку динамита.

Студент откашлялся и глянул на друзей в поисках поддержки.

— Какой формы ваша… эээ… геометрическая конструкция?

Его сосед хрюкает и вытирает слёзы о рукав.

Невозмутимо беру мел и подхожу к доске. За спиной бежит волна смеха.

— Ваш вопрос очень кстати, так как сегодня мы начнём тему вращения символов, отображающих чувства. Вот, смотрите, это — гнев. — Мой голос усиливается помимо воли. Левое плечо ноет, я морщусь и стискиваю зубы. — Левостороннее вращение символа усиливает чувство. Давайте подумаем вместе: что сильнее гнева?

Оборачиваюсь. Сорок шесть открытых ртов, включая верзилу.

— Доктор Раблие! У вас загорелось плечо! — У писательницы аж очки сползли.