Однажды. Не ты. Не я.

А ещё сегодня — вторник, что означает ужин с родителями. Я их, конечно, люблю, но на расстоянии любовь получается более сильной. А вблизи становится душновато, особенно после возвращения из Шиана. Слишком трудно переносить их озабоченные взгляды, слишком настойчиво они улыбаются, расспрашивая о работе, пытаются развеселить и разгадать мои секреты. Да и видеть перед собой их счастье тоже непросто. Постоянное напоминание о том, чего, я уверена, у меня уже не будет. Одна радость: раз уж я взорвалась с утра пораньше, то родителям ничего не угрожает.

* * *

Мои родители — учёные, причём оба. Историки. Отец открыл дверь и вытаращился, как будто силясь вспомнить моё имя. Потом набрал полные лёгкие воздуха и закричал:

— Клавдия, Тали пришла!

И стоит передо мной. Карандаш за ухом, в рабочем костюме, клетчатом переднике и сапогах.

— Ты устало выглядишь, — цокает языком, находит за ухом карандаш и удивлённо задирает бровь. — Проходи, поможешь на кухне.

— А почему ты в сапогах?

Отец останавливается и растерянно смотрит вниз, на ноги.

— Эээ… А! Это я плитки мыл. Ты никогда не догадаешься, что мы нашли. Тирейский фарфор! Сто две плитки. Пытаемся разобраться, для чего их использовали. Кстати, пойдём, может, у тебя появятся идеи.

Резко сворачивает и тянет меня за собой.

— Клавик! Мы в пристройке!

— Никаких пристроек! — кричит мама, выбегая из гостиной. Руки в глине, рубашка в глине, волосы… и так понятно. — Обедать пора!

— Обед! — отец распахивает глаза и несётся на кухню. По пути дёргает себя за передник, вспоминая, для чего его нацепил. Хотя кто его знает, кухонный это передник или нет. — Вино? — Не дожидаясь ответа, отец наливает мне бокал. — Я что-то готовлю, — беспомощно моргая, он смотрит по сторонам.

— Я помогу, пап, ты иди переоденься.

— Ага, хорошо.

В печке задыхается телятина. Спасаю, что могу, заливаю соусом, ищу картошку.

— Шшш, — раздаётся шёпот за спиной. — Не говори маме, что я здесь. Принёс тебе показать, смотри. — Папа протягивает мне квадратик синего фарфора с изящным рисунком. — Тирейский фарфор! Представляешь? Сто две плитки!

— Рихтер! — вопит мамуля. — Рихтер, я знаю, что ты делаешь!

Отец выхватывает у меня бесценный фарфор и исчезает.

Чищу картошку и улыбаюсь. В такие минуты на меня нисходит умиротворение. Это — мой мир, мой дом. Я тоже историк, такая же увлекающаяся и сумасшедшая, как мои родители. Если бы я не заразилась любовью, то никогда бы не согласилась связаться с королевской особой. Придворный мир — не моё. А вот этот мир, эта всепоглощающая любовь к тайнам древности — это настоящая я. В этом — моё выздоровление, мой якорь.

Отец заходит на кухню и с сомнением смотрит на горку очищенной мною картошки.

— По-моему, я её уже чистил, — хмурится он, оглядываясь по сторонам.

— В какой комнате?

Не удивляйтесь, речь идёт о моих родителях. Отец вполне мог чистить картошку в пристройке, чтобы лишний раз насладиться зрелищем ценных артефактов.

— Не помню. Может, это было вчера. Клавик!! Мы вчера ели картошку?

— По-моему, да, а что?

— Ничего.

Подмигивает мне.

— Поджаришь?

Папа облизывается и отдаёт мне передник. Значит, всё-таки, кухонный.

— Поджарю. Давай рассуждать логично. Где нашли эти фарфоровые плитки?

— В кухне. Тирейскому дворцу много сотен лет, но в том помещении нашли печь и подпол.

— Раз в кухне, значит, их использовали для еды. Не похоже, чтобы они к чему-то крепились. Может, на них ставили горячий чайник? — усмехаюсь я.

— Хаха, Тали, очень смешно. Сто два древних чайника.

— Может, на них подавали что-то типа икры, редкую, дорогую еду в маленьких порциях.

— Клавик! — Отец выбежал из кухни посоветоваться с мамой, а я принялась за овощи.

Ужин прошёл, как всегда. Артефакты среди тарелок, оживлённый спор о Тирейском фарфоре и плоских ложках. После последних раскопок осталась куча неопознанных предметов быта и артефактов, и родители охотно делились со мной своим восторгом.

С десертом вышла заминка, так как мама забыла его подогреть. Пока она возилась на кухне, отец отошёл к секретеру и, покопавшись среди бумаг, выудил помятый конверт. Рядом с ним, под газетой, обнаружилась небольшая горка потемневшей картошки.

— Пап! Кажется, ты действительно почистил картошку.

— Ой! — удерживая конверт подбородком, он сгрёб её и бросил в мусорное ведро. — Только маме не говори, а то она скажет, что я невнимательный.

Ага, конечно. А мама, как будто бы, другая.

— Что-то ты вялая, Тали. Тебе встряхнуться надо. Вот, посмотри. — Папа щёлкнул меня конвертом по носу и бросил его на колени. — Надеюсь, что ты согласишься. Как в старые добрые времена, вся семья вместе в экспедиции.

— Экспедиция в ноябре? Это ещё что за новость!

— На Южные острова. Представляешь, как здорово! Отдохнёшь от студентов, развеешься, ведь тебе так и не удалось поехать на раскопки в этом году. А тут такая возможность — Южные острова, да ещё зимой, да ещё и все вместе.

— А вы уже согласились?

Отец посмотрел на меня, как на умалишённую.

— Конечно!