Одной дождливой ночью

Трев толчком перекатился на колени. Прорези для глаз снова куда-то уплыли, и он сорвал ее с головы вместе со шляпой Паттерсона.

Какое же счастье – снова нормально видеть, снова вертеть головой туда, куда захочется. По затылку застучали капли дождя, и это тоже, как оказалось, было счастье. Он упер руки в землю, поднимаясь, и пуля задела его бедро.

Задрав руку, он послал в сторону старика четыре пули – почти что очередью, почти без перерыва между выстрелами. Тот, издав отчаянный крик, выронил сперва ружье, а затем рухнул сам. Тело скатилось по ступенькам крыльца.

Трев опустил взгляд. К штанине что-то прилипло. Обломок черепа, даже с прядкой мышино-светлых волос. Оказывается, пуля таки не задела его – так лишь показалось. Вместо этого она попала в голову Франсине – аккурат над правым ухом. Кровь, залившая джинсы, принадлежала не ему.

Он положил револьвер наземь и принялся стягивать пластиковые мешки с рук. Осмотрел ногу внимательнее. Нет, пуля все же задела. Вот след – рваная полоса на джинсах, с обугленными краями, из-под ткани торчат клочья желтого мусорного мешка, на коже – жженая полоска. Жить буду, – подумал он, пытаясь языком дотянуться до ранения. Мешали ребра. Надо зализать рану, забилась в голове непонятно откуда пришедшая мысль. Или чем-то закрыть. Кем-то. Чьим-то куском. У Франсины как раз отлетело немножко. Он рассеянно потянулся к трупу, загреб клок светлых волос.

– Тревор!

Сэнди стояла перед ним. А, это та ужасная толстуха в очках. Надо бы выковырять ей глаза. Дужкой. По-звериному мурлыкая, он вытянул руки и привстал.

Он положил револьвер на тротуар и стянул с рук полиэтиленовые пакеты.

На джинсах чуть выше колена был порез. Как один из разрезов на джинсах Лизы.

Какой я нынче модный, подумал он и тихонько усмехнулся.

Кожа под порезом была обожжена. Пуля, должно быть, задела его.

Жить буду, подумал он.

К штанине джинсов что-то прилипло. Что-то, что раньше было частью Франсины, надоедливой блондинистой суки. Тревор взял копну волос, оканчивающуюся обломком черепа – губчатым и теплым, – и стал играть с ней, как с йо-йо. Наигравшись, расхохотался и запустил им в сторону девушки из багажника. На пальцах осталась кровь – он облизнул их и прямо-таки зажмурился от того, насколько хорош был у этой алой густоты вкус.

– Эй, Тревор!

Сэнди встала перед ним, и он потянулся к ней. Обхватил ее скользкими руками за ягодицы и притянул ближе к себе. Когда его разгоряченные губы прижались к ее ногам, она с размаху пнула его в лицо. Боль взорвалась где-то между глаз, в носоглотке, пузырьками, словно он хлебнул горячей газировки. Застонав, Трев рухнул на тротуар.

Окружающий мир качался и плыл, но пусть нечетко, он все же увидел оружие. Потянулся к нему. Тяжелая нога Сэнди тут же с размаху опустилась ему на пальцы, прижала их к земле.

Рывком подняв револьвер, она прицелилась ему в лицо.

– Дед Чайди, – произнесла она. – Помнишь его?

Трев подумал, помнит ли он. Похоже, еще помнит. Но это его сейчас не волновало. Хотелось приложить выковырянный глаз Сэнди к ожогу. Должно помочь.

Он рванулся кверху – и услышал, как револьвер угрожающе щелкнул затвором. Дуло уперлось в саднившую переносицу: новая вспышка боли.

– Ладно, ладно! – взвыл он, отползая. – Остынь!

– У нас есть дело. И нам надо покончить с ним, – твердо сказала Сэнди.

– Хорошо!

Она убрала ногу с его пальцев и отступила назад. Продолжая держать его на мушке.

– Встань – и пошли, – отчеканила она. – Надо покончить с этим.

10

Из тех людей снаружи, что были захвачены живьем, один только тип с «ирокезом» по-прежнему валялся в отключке. Был еще мужчина со сломанными руками. Мыть этих двоих явно не имело смысла.

Четверо других пребывали в более-менее удовлетворительном состоянии; эти, придя в норму, могли оказать посильную помощь в защите входа в ресторан. Билл, работник стоянки. Парень лет шестнадцати, одетый в одну футболку. Молодая женщина в ночной рубашке. Старик, налетевший на Джона с клюшкой для гольфа.

Всех их, крепко-накрепко связанных, перетащили в кухню и уложили на пол рядом с ваннами для мытья крупных продуктов, каждая из которых выглядела достаточно большой, чтобы можно было усадить туда взрослого человека или хотя бы поставить внутрь на корточки.

Джон сунул в слив пробку и пустил воду.

– Давайте Билла – первым, – предложила Касси.

Роско, шеф-повар, поставил Билла на ноги и принялся распутывать ремни. Пленник сразу же оживился. Джон приставил нож к его горлу.

– Успокойся, приятель.

Билл глянул на него – и перестал сопротивляться.

Стив и Кэрол смотрели за тремя оставшимися, пока Роско, Лин и Касси раздевали Билла до нижнего белья. Черными оказались только его голова и руки – видимо, он провел не так уж много времени под дождем, чтобы чернота успела просочиться сквозь одежду и добраться до кожи.

– Нет смысла заставлять его лезть в ванну, – сказала Касси.