Офицеры и джентльмены

– У Гилпина не забалуешь. День и ночь о деле радеет. Жаль, что меня вчера не было. В настоящий момент не могу вас принять – ко мне тут югославы с жалобой явились. Лучше обратитесь к Каттермоулу, пускай вас в курс дела введет. Там посмотрим, куда вас определить.

Майор Каттермоул, ровесник Гая, высокий, сутулый, изнуренный, совершенно не похожий на военного, с блаженною улыбкой, свойственной персонажам Сурбарана, жил в соседней с Кейпом комнате.

– Баллиол-колледж, с 1921-го по 1924-й, – произнес он.

– Верно. Вы тоже там учились?

– Вряд ли вы меня помните. Я вел очень тихую жизнь. А вас я видел в пижонской компании.

– Никогда пижоном не был.

– Ну а впечатление именно такое складывалось, по крайней мере у меня. Вы со Слиггером дружили. Слиггер всегда ко мне хорошо относился, но я в его компанию не входил. Я вообще ни в одну компанию не входил – все больше работал. Обстоятельства вынуждали.

– А, вы, кажется, в Союзе спикером были?

– Пробовал. Не особенно получалось. Так вас, выходит, в Югославию направили?

– Меня? В Югославию?

– Ну, раз вы здесь, значит, в Югославию. Как же я вам завидую. Меня после Нового года сюда привезли и назад не пускают. По состоянию здоровья. Попал с отрядом под Шестую наступательную. Вот где кровавая баня была. Партизанам пришлось меня нести. На руках. Две недели по горам, да с этаким грузом, представляете? Но партизаны раненых не бросают – им известно, как с ранеными поступит враг. В нашей колонне сражались семидесятилетние старики и пятнадцатилетние девчонки. Привал на несколько часов, а потом опять командуют «покрит» – то есть «вперед». Моим университетским коллегам такое и не снилось. Всех осликов мы в первую же неделю съели. А под конец питались корой и кореньями. Но мы с честью выдержали испытание, дошли, и самолет забрал всех раненых, меня в том числе. А вам ведь пришлось бежать с Крита, верно?

– Да. Откуда вы знаете?

– В досье прочитал. Нам сюда на каждого досье присылают. Ну, так не мне вам рассказывать, что это за штука – истощение. У вас галлюцинации были?

– Были.

– И у меня были. Однако вы практически выздоровели, не то что я. Говорят, я для боевых действий уже никогда пригоден не буду. Застрял в конторе, счастливчиков инструктирую. Ну, давайте приступим.

Майор Каттермоул развернул настенную карту.

– Положение постоянно меняется, – констатировал он, за официальным лицемерием пряча прежнее почти наивное дружелюбие. – Стараемся, конечно, чтобы максимально соответствовало.

И двадцать минут комментировал изображенное на карте: это, дескать, «освобожденные территории», это маршрут такой-то бригады, это маршрут бригады другой; вот штаб дивизии, а вот – штаб общевойсковой. Всю внушительную, сложносочиненную кампанию с планами окружений и контратак Каттермоул уложил в несколько кратких, точных фраз.

– Я и не представлял, что масштаб столь велик, – изумился Гай.

– И в этом вы не одиноки. Никто не поймет важности нашего дела, пока в Лондоне торчит изгнанное роялистское правительство. В ходе партизанского движения уничтожено в три раза больше врагов, чем в ходе всей итальянской кампании. Кроме армейской группы фон Вейча, имеются пять или шесть дивизий четников и усташей. Впрочем, вряд ли вы слышали эти названия. Четники и усташи – предатели, из своих же, из сербов с хорватами. Болгары – тоже. Да тут врагов минимум полмиллиона.

– Похоже, партизан хватает, – заметил Гай, исходя из многочисленных формирований, отмеченных на карте.