Офицеры и джентльмены

– Нет. Я имею в виду людей, которые там отродясь не бывали. Романтика, ха! Такой же бардак, что и в Англии. И неизбежные пайки.

– А ресторанов тут нет?

– Есть, но туда не попасть. Итальяшкам в этом городе поживиться нечем, разве только объедками со стола Солдат его величества.

– Что, и вина нет?

– Какое-то местное красное. Некоторые пьют, и ничего.

– Зато, наверно, рыбы много?

– Рыба для итальяшек. Тот еще продукт, судя по запаху.

Радостное возбуждение, переживаемое Гаем за границей после двух военных лет в Англии, мигнуло и погасло, как штабная лампочка.

– Может, хоть лавки остались? – понадеялся Гай. – Говорят, в Апулии отличные вещи продаются.

– Ничегошеньки, дружище, там не продается.

Официант из штатских подал два розовых джина. Гай по-итальянски спросил оливок. Официант отвечал по-английски и с презрением:

– Никаких оливок для старшего офицерского состава.

И принес американский арахис.

Под голубым куполом, где темнокожие бородатые бурсаки некогда вгрызались в Священное Писание, теперь кишели военные всех родов войск и знаков отличия. В них Гаю виделось собственное недавнее прошлое и вероятное будущее. Так уже было – в Саутсенде, в транзитном лагере, в привокзальной гостинице Глазго; Гай, раз унизившись резервом, обрек себя на дежавю; раз погрязнув в резерве, потерял всякие шансы выкарабкаться.

– Эй, дружище, – подал голос майор, – выше нос. Что не так? По дому скучаете?

– Я скучаю по Италии, – отозвался Гай.

– Ничего, привыкнете, – отреагировал майор. Слова Гая он счел заумной остротой.

Они прошли в бывшую трапезную. Если бы Гая действительно одолевала тоска по Лондону военного времени, здесь, в трапезной, он бы утешился уже при виде лейтенанта Пэдфилда, ужинающего в компании троих британцев. В Лондоне лейтенант не мелькал с самого Рождества.

– Добрый вечер, Лут. Вы-то что здесь делаете?

– Давайте я к вам попозже подойду?

– Вы что же, знакомы с этим янки? – удивился майор.

– Ну да.

– И чем он занимается?

– Это только ему известно.

– В последнее время он от нашего Джо Каттермоула не отходит. Не знаю, кто его нынче в клуб протащил. Вообще-то, мы стараемся проявлять к янки дружелюбие – служба есть служба, сами понимаете. Но еще и в увольнительных с ними нянчиться – это чересчур. У них и без нас есть где поразвлечься.

– Лут – гений коммуникабельности.

– Как-как вы его назвали?

– Лут. На американском сленге это значит «лейтенант».

– Да? Я не знал. Придумают же.

На ужин, как Гая и предупреждали, ни одного аппетитного, благоухающего итальянскими пряностями блюда не подали; правда, Гай с благодарностью пил «местное красное»; кстати, прескверное. Впрочем, в Лондоне в последние два месяца не было и такого, тем более по такой сносной цене. Майор обошелся без алкоголя. Он в подробностях поведал Гаю о своих последней и предпоследней летчицах. Незначительные различия не стоили отдельного упоминания. Вскоре явился лейтенант Пэдфилд с портсигаром.

– Мне одному не справиться, – пояснил он. – По-моему, они ничего. Во всяком случае, не со склада. Мне их наш министр в Алжире презентовал.

– Но женщина – ха! – только женщина, тогда как сигара – искусство[130], – заметил майор.

– Ой, вспомнил, – воскликнул лейтенант Пэдфилд. – Гай, я же вас с Вирджинией так и не поздравил. Читал в «Таймс», когда в Алжире был, у четы Ститч. Прекрасная новость.

– Спасибо.

Майор алебардщиков, поскольку принял предложенную сигару, отрезал кончик и даже закурил, теперь чувствовал себя обязанным сказать:

– Присаживайтесь. Мы незнакомы, но я видел вас с Джо Каттермоулом.

– О да. Джо очень помогает мне в работе.

– Если я спрошу, в чем состоит ваша работа, это не будет противоречить нормам секретности?

– Ни в коей мере. Я занимаюсь оперой. Мы с Джо пытаемся сделать так, чтобы в Италии снова открылись оперы.

– Надо же.

– Опера, должен вам сказать, это кратчайший и вернейший путь к итальянскому сердцу. С оркестрами хлопот не возникает. А вот певцы, кажется, все с немцами ушли. – Лейтенант Пэдфилд рассказал о нескольких оперных домах оккупированной Италии: одни были разбомблены, другие почти не пострадали. Бари, например, и вовсе остался невредим. – А сейчас извините, меня ждут в моей компании, – произнес лейтенант, вставая.

Майор некоторое время мешкал, наконец решился задать личный вопрос:

– Насколько я понял из сказанного этим лейтенантом, вы только что из-под венца?

– Да.

– Вот не повезло – сразу за границу забросили. В смысле, я, наверно, вас обидел, когда о местном рынке продажной любви распространялся?

– Ничего: моя жена неревнива.

– Да вы что? А моей стоит только повод дать, хотя мы целых одиннадцать лет женаты. – Некоторое время прошло в размышлениях о внушительности срока, благословенного нечастыми и бурными встречами. – Во всяком случае, я так думаю, – добавил майор. – Последовала еще одна пауза. – Уже и забыл, когда жену последний раз видел. Пожалуй, – подытожил он, обуянный нездешнею меланхолией, которую Гай привык считать свойственной только себе самому, – пожалуй, теперь и моей жене все равно.