В первые минуты безумного галопа я боялась, что мы никогда не сможем остановиться. Но, однако, вскоре мы узнали, что лошади были на удивление ленивы. Как только первоначальная паника схлынула и огни деревни скрылись из виду, лошади пошли очень медленно, и только пинки могли заставить их идти чуть быстрее, а не плестись. Большую часть ночи мы ехали так: пинок, короткий рывок вынужденного бега, длинный период неспешного шага. Я даже не представляла себе, как утомительна езда на лошади. Мне казалось, что ехать верхом так же просто, как и сидеть, но приходилось постоянно прилагать недюжинные усилия, чтобы не упасть, отчего бедра и ноги болели от напряжения. Да и лошадь все время норовила остановиться пощипать травку, и только натянутая вокруг шеи веревка понуждала ее идти вперед. Когда я подхлестнула ее, чтобы ускорить шаг, она так меня подкинула, что чуть зубы не выпали.
Я знала или, может, чувствовала, что мы все еще движемся в юго-западном направлении, хотя мы свернули с дороги вскоре после деревни. Когда забрезжил рассвет, мы увидели, что вышли к широкой равнине, чью бескрайнюю ширь нарушали только кочки с высокой травой и крохотные пруды. Ступив на болота, лошади замедлили ход. На этот раз я позволила лошади рвать траву, растущую в сырой земле. Кип подъехал ко мне и осмотрелся.
– Если мы спешимся тут, то никогда их снова не оседлаем.
– А мне кажется, что без разъяренной толпы это будет сделать гораздо легче, – возразила я. – В любом случае, не думаю, что смогу еще долго оставаться верхом.
– А ты знаешь, как спешиваться?
Я пожала плечами.
– Определенно, это будет не так уж сложно. Я всю ночь только и делала, что старалась не упасть.
Всего в нескольких сотнях футов от нас я заметила небольшой подлесок.
– Мы можем поспать вон там.
– Прямо сейчас я могу спать где угодно.
Я перекинула ноги на одну сторону и соскользнула вниз, чуть споткнувшись, когда коснулась земли. С трудом выпрямившись, я поняла, что не чувствую ног. Зато лошадь радостно потрясла шеей. Кип тоже спешился и приземлился довольно ровно, но сморщился от боли в мышцах. Пришлось всячески уговаривать лошадей пройти еще немного, но как мы ни дергали веревки, те, покачиваясь, лишь медленно отступали назад.
Спустя немало времени мы, наконец, добрались до подлеска, что стал нам укрытием на ночь. Лошади жадно хлебали из пруда, пока я привязывала их веревки к веткам. Кип устроился среди деревьев на небольшом травянистом холмике, слегка вздымавшемся над болотистой равниной.
Он указал на себя с отвращением.
– Я наконец-то заполучил одежду, прекрасную чистую одежду, и вот, пожалуйста, теперь она пахнет лошадиным потом.
– Не думаю, что их запах намного хуже, чем наш за все эти дни, – вымолвила я, присев рядом с ним. Я достала из кармана два последних яблока, одно передала ему.
– Как думаешь, мы далеко ушли?
– Далеко. Много дальше, чем прошли бы за несколько дней пешком. – Я знала, что весь путь к побережью мы не сможем скакать верхом – Омеги на лошадях непременно вызовут подозрение, но каждый день приближал нас к Острову.
Он выплюнул косточки.
– Достаточно далеко, чтобы Зак прекратил нас искать?
Я покачала головой.
– Дело не только в нем. – Всю ночь напролет, даже верхом на лошади, я чувствовала Исповедницу, чувствовала, как ее мысли неотступно шли следом за нами. – Не то чтобы я думала, что он когда-нибудь прекратит поиски, но в основном это из-за нее. Не знаю, почему она так сильно нами озабочена. И почему она так заинтересована в защите Зака.
Кип прилег на спину.
– Она работает на него, верно?
– Что-то в этом роде, – ответила я. – Имею в виду, что она – все-таки Омега, а он – Альфа и занимает высокий пост в Совете, так что – да. Но, если честно, очень трудно представить, чтобы она вообще на кого-либо работала.
Мне вспомнился властный изгиб бровей Исповедницы. Кип снова сел.
– Я забыл. Это ведь твое. – Он снял свитер, который украл в деревне, затем – еще один, тот, который я одолжила ему в первый день.
Я надела его поверх рубашки. Свитер был грязный и сильно растянутый у горловины, ведь все эти недели Кип носил его вокруг пояса. Я осмотрела себя и засмеялась.
– Прости, – смутился он, надевая новый свитер. – Похоже, я испортил его.
– Одежда – это самое меньшее, что тревожит меня сейчас, как бы смешно я ни выглядела.
– А ты и не выглядишь смешно. Ты – красивая, – он произнес эти слова таким тоном, будто сообщил о чем-то само собой разумеющемся. Я растерялась, не зная, что ответить, но он уже откатился в сторону, приготовившись спать. – Грязная, конечно. И пахнешь лошадью. Но красивая.
С лошадьми всё было неоднозначно. С одной стороны, ехать верхом гораздо быстрее, а с другой – мы чувствовали себя более уязвимыми. Всадников заметить намного проще, чем пеших странников, и спрятаться им труднее, а двое Омег на лошадях будут привлекать внимание каждого, а не только солдат Совета, где бы мы ни ехали. Мы договорились оставить себе лошадей лишь на несколько дней, чтобы пересечь болотистую равнину, затем бросить их, когда доберемся до обитаемой местности.