– Мое исследование, – сказала она. Слова были едва различимыми. Ох. Но ведь она просто пыталась вспомнить. Все выглядело так, будто мысленное усилие причиняло ей физическую боль, – На этот раз он должен быть
– Отлично, – сказал Джек, – И?..
– И я была так зла. А ты бы не рассердился?
Джек чувствовал себя потерявшимся в открытом море. Он увидел, как из уголков ее глаз потекли слезы. По крайней мере, она была убедительна. В высшей степени. Она смахивала на одного из тех пациентов, находящихся в коме, о которых вы наверняка читали: просыпаются спустя месяцы и начинают рассказывать о своих планах на отпуск.
– Рассердился бы, конечно, – сказал он, – И что потом?
– Я развернулась и зашагала прочь. Пошел он на хер, верно?
– Верно. На хер его.
– Он крепко схватил меня за руку и заставил обернуться.
Ладно, вот он вывих. Они уже чего-то добивались.
– Это было грубо. Действительно очень больно. Я думала, он мне плечо вывихнет.
– Он и вывихнул, – заметил Винн. Она посмотрела на него снизу вверх так, как будто увидела впервые.
– О, – сказала она, – Да.
Она словно уже забыла, с чем соглашалась.
– Поэтому твоя рука на перевязи, – мягко подсказал Винн, – Джек вправил его обратно.
– О, спасибо, – она опустила взгляд на свою руку. Смотрела на нее так, будто та принадлежала вовсе не ей, а кому-то другому.
– И потом?.. – уточнил Джек.
Ее глаза с трудом отыскали его лицо.
– Что «потом»? – спросила она.
– Что случилось после того, как он схватил тебя и повредил тебе руку?
– Я не знаю. Я накричала на него. Мне реально было очень больно. Рука повисла и не слушалась. Я отвернулась. Собиралась пойти к каноэ, найти телефон и позвонить в Пикл-Лейк, чтобы за мной вылетели. С меня было достаточно. С моей точки зрения, нашему браку пришел конец. Я так и сказала ему, – ее лицо оставалось безмятежным, но по нему текли слезы.
– У вас был
Он подумал, как кстати тот пришелся бы сейчас, можно было вызвать вертолет, вытащить ее отсюда.
Она кивнула.
– И потом что?
– Он завопил, что ничего не кончено, ни за что, и снова схватил меня, а я обернулась назад и ударила его здоровой рукой. Наверное, я дала ему пощечину и сбила с него очки. Они ударились о скалу. Разбились. Его единственная пара. Мы оба просто уставились на них. Он довольно близорукий.
– Близорукий? – повторил Джек.
– Однажды он сказал мне, будто с расстояния сорока футов может догадаться, что смотрит на собаку, но не будет иметь ни малейшего понятия о том, что это за собака.
Многое прояснилось: например, то, почему мужчина так старался разглядеть обрыв водопада, едва выехав из-за поворота. То, почему он не устроил им засаду на первой переправе, а дожидался на второй – он не доверял своему зрению; ему требовалось, чтобы все они находились очень близко к нему и были плотно сгруппированы. Тот уступ, где он ждал их, нависал всего лишь в двадцати футах над пляжем; они бы попали прямо под огонь его дробовика, если бы Джек не настоял на том, чтобы причалить выше по течению. Пьер все еще мог сплавляться по реке, поскольку он видел размытую белизну больших ям на порогах, и этого было достаточно, чтобы обходить их. Вот дерьмо.
– А дальше что? – пробормотал Джек.
– Я сказала: «Да пошел ты, так тебе и надо», и ушла, – теперь слезы текли ручьем.
– И?
– Я не знаю. Я отрубилась.
Джек и Винн переглянулись. Винн прочистил горло. Он собирался что-то сказать, но потом передумал.
– Какое исследование? – спросил Джек. Она моргнула, – Что за исследование вы здесь проводили?
– Буферизация, – проговорила она, потом закрыла глаза и сонно пояснила, – Способность субарктических рек и озер абсорбировать кислотные дожди. Мы геохимики.
Прозвучало так, будто она говорила это уже в сотый раз. Скорее всего, так оно и было.