Пирожное, посыпанное орехами, чашка кофе, жёлтый свет в здании кафетерия, отрывистая, возбуждённая речь, со стороны соседних столиков, полная весёлой злобы, запахи выпечки, скрежет кассового аппарата, душное тепло помещения. А потом, вновь мокрая, холодная, неприветливая улица и тягостные мысли.
— Надо сказать ему про амгру, про мой побег, про блуждания в лесу, — в который раз говорила я себе. — Он обязан меня выслушать.
Я мысленно говорила с Алриком, произносила пламенную речь, обвиняла, возмущалась, оправдывалась и просила прощения. Люди с удивлением поглядывали на странную девушку шлёпающую по лужам и шевелящую губами. Но мне это было безразлично.
Наконец, когда моя куртка промокла насквозь, пальцы рук покраснели, и неприятно захлюпало в носу, я решила, что нужно возвращаться на вампирскую половину, в наш с Алриком дом.
Войду решительно, брошу сумку на пол, избавлюсь от мокрой куртки и усядусь напротив печи, протянув ей ладони. И пусть орёт, пусть требует убираться ко всем чертям. Я не уйду, напротив, взгляну в его янтарные вампирские очи и поведу свой рассказ, неторопливо, спокойно и так тихо, чтобы заставить прислушаться.
Но, к моему разочарованию или облегчению, это уж с какой стороны посмотреть, дом оказался пуст. Я, чтобы больше не терзаться сомнениями и не повторять одни и те же слова, как безумный попугай, принялась за уборку. Потом, приготовила ужин, разложила на свои места вещи, что ещё утром я так торопливо покидала в сумку и взялась за подготовку к экзаменам. Зол на меня вампир или нет, нервничаю я, либо нахожусь в полной гармонии с собой, а сессию никто не отменял.
Буквы отплясывали сумасшедший гопак, не желая складываться в слова. Смысл прочитанного либо — ускользал, либо— искажался. И вот, я уже собираю с пола разбросанные кофточки, юбки, колготки и трусы.
— Что это? — спрашивает Дашка, указывая на голубой джемпер в моих руках.
— Это— желудок, — отвечаю я. И ткань превращается в скользкий кусок мяса, сизо— розовый, воняющий кислотой. Я бросаю его на пол и вижу, что вместо одежды на белоснежном ворсистом ковре лежат окровавленные внутренние органы, печень, почки, мочевой пузырь, и кости, жёлтые, в лохмотьях разодранных мышц.
— Так даже лучше, — грустно улыбается Дашка. — Давай всё это соберем и отнесём в институт.
И мы принимаемся за работу. Грудина, с прикрепленными к ней поломанными рёбрами, подвздошная кость, нижняя челюсть, теменная и затылочная. А в голове одна— единственная мысль, что пластиковых пакетов может не хватить, и как тогда мы всё это унесём?
Стук в дверь показался страшным, оглушительным, зловещим. Я подпрыгнула на месте, конспект шлёпнулся на пол. За окном уже разлилась густая декабрьская темнота. Дверь трясли с неимоверной силой, грозясь сорвать с петель. На дисплее моего мобильного высветилось «4:30».
— Это сколько же я спала? Алрик приходил? Где он сейчас? — мысли беспорядочно крутились в голове, пока я искала тапки, и приглаживала встопорщенные, после сна волосы. Но нежданные гости, видимо, слишком хотели проникнуть в дом, чтобы проявлять элементарные законы вежливости. Несколько глухих ударов чем-то тяжёлым, и дверь с треском разламывается, а в темноту комнат врываются неясные фигуры.
Свет карманного фонаря взрезал ночной мрак, заставляя зажмуриться.
— Человек! — каркнул мужской голос. — Обычная человеческая девчонка. Иди— ка, Вован, погляди, что там на верху!
На лестнице послышался стук тяжёлых ботинок. Чужеродный, неуместный здесь, в нашем доме, оплоте уюта, умиротворения и тишины.
— Что вам нужно? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал резко и холодно.
— Ты, — прорычал мужик, хватая меня за шиворот и встряхивая, словно половик. — Где твой вампир? Отвечать!
Зелёный балахон, наглухо застёгнутый у самого подбородка, такая же зелёная кепка, маленькие, налитые кровью бегающие глазки, трёхдневная щетина, цвета дорожной пыли.
— Чисто! — гаркнул с лестнице тот, кого назвали Вованом. Свет фонаря выхватил поджарую фигуру, в таком же балахоне. Кепка сползла набекрень, от чего были видны курчавые чёрные волосы и большое розовое ухо.
Но в поле моего зрения попало и ещё одно лицо, знакомое, а в нынешних обстоятельствах, почти родное.
— Крыська! Ну не фига себе!
По голосу было ясно, что Костя рад меня видеть. Да, что там говорить, я тоже обрадовалась ему.
— Не пугайте девушку, — сказал он, обращаясь к своим товарищам. — Это — моя однокурсница, Крыся Алёшина!
— Хитрая, — усмехнулась какая-то девица. — Мы все на передовой, а она, в доме затаилась.
— Идём с нами, — в разговор вмешался долговязый парень с жидкими усиками над верхней губой. — Тут скоро будет очень жарко!
В подтверждение его слов, в окно ударился огромный огненный шар. Мы с девицей завизжали, мужчины нецензурно выругались. Осколки искрящимся дождём посыпались на пол.
— Отбиваются, заразы, — зло процедил бородатый и направился к выходу. Все остальные торопливо последовали за ним.
— Идём, Крысь, — Костя потянул меня за руку.