Огненное сердце вампира

— Тебе хорошо? — спрашивал отец, с силой вдавливая меня в матрас и болезненно двигаясь. — Ты ведь любишь, когда я с тобой это делаю?

— Да, — захлёбываясь слезами отвечала я, а боль с каждым ударом становилась всё сильнее. Она взрывалась во всём теле, растекалась едкой кислотой.

— Проси! — рычал отец, багровый, блестящий от напряжения. — Скажи, что хочешь ещё!

— Да, хочу, — шептала я, боясь, что если не произнесу этого, он начнёт меня душить или надавливать на глазные яблоки. Он всегда так делал, если не получал утвердительного ответа.

Институт стал моей крепостью. Я старалась, как можно позже приходить домой, ссылаясь на загруженность и дополнительные занятия. Хотя, учёба шла туго, тяжело. Информация ложилась мёртвым грузом, а порой проходила сквозь меня. Но вскоре, даже в коротеньких передышках от общения с Юрием Алёшиным мне было отказано.

СГБ решил, что бывшие источники— люди, не внушающие доверия, а значит, не имеют права получать высшее образование. Отца это шокировало, возмутило, но Юрий Алёшин не был бы собой, если бы не попытался найти выход. После позорного изгнания, он потащил меня в медицинское училище. Но и там наткнулся на отказ.

— Медицинская сестра работает с препаратами, порой, наркотическими. А ваша дочь— неблагонадёжна.

Мне же, к тому времени было уже всё равно. Вокруг меня образовался вакуум, ни звуков, ни запахов, ни цветов. Я ела, не ощущая вкуса, сидела напротив телевизора, не воспринимая того, о чём он вещал, лежала под грузным телом отца, дожидаясь, пока он кончит и отвалится, как нажравшийся клоп, а потом, ещё долго слушала его храп, глядя в тёмный потолок, по которому время от времени скользили отражения фар, проезжающих машин.

Отцу моя покорность, моё полусонное состояние было по душе. Я не спорила, не возмущалась, никуда не стремилась, ничего не желала, кроме апельсинов. Глупое, навязчивое желание почувствовать на языке кисло-сладкий вкус Далерского рыжего фрукта доводило меня до слёз. А в магазинах, как назло, пропало всё. Прилавки, когда-то переполненные до отказа всевозможной снедью, бессовестно опустели. Но моего родителя, казалось, перемены даже радовали. Ему не хотелось ни апельсинов, ни томатов, ни творога. Он вновь получил меня. Безвольная, податливая глина — идеальный материал для лепки. Теперь я принадлежала отцу целиком и полностью, была его игрушкой, его домашним дрессированным зверьком. После революции, папочка быстро поднялся по карьерной лестнице, получив должность главного врача, и теперь в его распоряжении была не только я, но и весь персонал поликлиники. Родитель устроил меня к себе на работу, и мы вовсе стали с ним неразлучны. Вместе шли на работу, вместе возвращались домой. Разогревали невкусный ужин, в основном состоящий из гречки, либо макарон, смотрели телевизор, где в каждой передаче то восхваляли СГБ, то говорили об очередном ограблении или убийстве. И такое наше однообразное существование длилось, длилось, пока гиена не шепнула мне своё «Пора!».

После очередного издевательства над моим телом, он отвернулся к стене и захрапел. А я смотрела на его рыхлый живот, волосатые ноги, вздымающуюся широкую грудную клетку, и прокручивала имя, которое он произносил в моменты своего оргазма.

— Адель, Адель, Адель!

Где я слышала его? Почему оно кажется мне знакомым? Но стоило мне напрячь память, как в сознании что-то щёлкало, а перед глазами возникал костёр и огненные фигуры, танцующие на фоне чёрного неба.

В ту ночь, лёжа без сна, я отстранённо слушала какой-то попсовый концерт. Тугоухий сосед, щупленький седой старичок, как всегда, включил свой телевизор на всю громкость. Певичка тоненько и задорно пела о свободе. Сейчас о ней пели все, словно у поэтов— песенников больше не осталось других тем. Незамысловатые слова, примитивная музыка, и восторженность в голосе. Девушка пищала, предлагала залу петь вместе с ней. Но внезапно, пение оборвалось тревожными позывными программы «Новости». И другой голос, мужской, отнюдь не такой нежный и задорный провозгласил:

— Внимание! Экстренный выпуск «Новостей! Сегодня, из центральной лаборатории СГБ сбежало три подопытных вампира. Как утверждают работники лаборатории, одним из них был Алрик— Хальвар — Хенрик — бывший глава центра забора крови.

О нет! Я не воспряла духом, не вспыхнула желанием справедливого возмездия. Туман из головы никуда не делся, не исчезли ни усталость, ни безразличие. Просто, я поняла, что это нужно сделать, что больше с Юрием Алёшиным меня ничего не связывает.

— Пора! — шепнула гиена. — Алрику удалось спастись, теперь тебе не за чем терпеть этого козла!

В теле отца не было радости, не было света. Его заполняла злоба, ненависть, обида, ревность и довольство собой.