Жидкое утро поздней осени лениво растекалось по оконному стеклу синими чернилами. Светящийся глаз единственного во всём поликлиническом дворе фонаря нахально заглядывал в помещение. Я любила эти моменты. Когда все мы, как одна дружная семья собирались, говорили обо всём и ни о чём, шутили, смеялись, делились своими радостями и неудачами. Здесь, в этой душной комнате, наполненной белыми халатами, запахом дешевого кофе, мокрых курток и духов, я ощущала себя частью чего— то целого, членом семьи. Работа была моим не вторым домом, а домом единственным. Ведь дом— это то место, где тебе хорошо, где ты нужен, где тебя ждут и любят.
— С ума сойти! И тебе хватило наглости сесть с нами за один стол? — Катька — процедурная сестра нависла надо мной с перекошенным лицом. — Ты, медицинская шлюха, получающая оргазм от осознания собственной доброты!
Столь вопиющая наглость и грубость со стороны Кати, меня повергла в лёгкий шок, заставив в изумлении поднять на неё глаза.
— Прекрати, — неуверенно вмешалась невролог Любовь Дмитриевна, но под строгим взглядом Катьки тут же сдулась.
— А что я такого сказала? — Катька опустила в стакан свой пакетик, затем зачерпнула ложечкой из сахарницы и принялась тщательно размешивать. — Мы терпели эту выскочку, пока был жив её папаша. Сейчас же, этого ублюдка больше нет. Так что нам мешает послать ко всем чертям его дочурку? К тому же, совсем скоро…
— Катюш, — просительно проблеяла старшая сестра.
Маленькая, пухлая и щекастая, она напоминала мопса. Сейчас же, сходство с собакой было и вовсе разительным. Взгляд старшей сестры затравлено, но в то же время восхищённо, прямо таки ласкал нашу королеву поликлиники. Порой, мне даже казалось, что начальница влюблена в процедурную сестру. Катьке позволялось гораздо больше других, и та довольно успешно пользовалась привилегиями. Частые опоздания и такие же частые отлучки с работы, курение на заднем дворе поликлиники, насмешки в адрес старшей сестры, со стороны Кати стали уже давно поводом для шуток в коллективе. Добрых, разумеется, шуток. Других бы, Катя терпеть не стала.
— Лидусь, — процедурная сестра процокав каблучками, подошла к старшей и обняла её за плечи. И я была готова поспорить, что начальница ощутила в тот момент и бабочек в животе и сладкую истому во всём теле.
О да, там было чего желать. Длинноногая, большегрудая брюнетка— Катя, с огромными оленьими глазами, чувственными чуть припухлыми губами и низким грудным голосом, вызывала желание не только у мужчин, но и у женщин. Ума не приложу, как она умудрилась не попасть в источники? Ведь любой вампир был бы готов взять эту красотку себе.
Однако, у меня Катя никаких нежных чувств не вызывала. Напротив, в её присутствии, я робела и всегда желала стать незаметной, почти невидимкой. Ведь по сравнению с ней, такой сильной, уверенной в себе, прекрасной и сексуальной, я ощущала себя и вовсе младенцем, глупым, несмышлёным ребёнком, хотя мы были ровесницами.
— Я называю вещи своими именами, и говорю то, что думаю, — Катька чмокнула, розовую от смущения начальницу в пухлую щёчку. — Разве, девочки, вам не надоело лизать этой соплячке задницу? Терпеть её глупый взгляд? Выслушивать от больных, какая Кристиночка милая, трудолюбивая, как помогла их малышу? А мы все тут, по сравнению с Кристиночкой — говно, так что— ли? А, если разобраться, кто такая Кристина Алёшина? Никто! Санитарка! Поломойка! Ха-ха-ха! И благодаря этой блаженной дуре, нас всех отправят в багроговые шахты.
Катька отпустила старшую, прошествовала к своему месту и отхлебнула из чашки.
Коллектив согласно молчал. Старшая кивала, педиатр Сонечка стыдливо отводила глаза, а дерматолог, так часто приходившая ко мне, по поводу своей больной поясницы, похлопала Катьку по плечу, в знак поддержки.
Я никак не могла понять, что происходит. Ведь никого не обидела, никому дурного слова не сказала. За что? Почему? Ситуация повторялась, напоминала далекий день из той, другой жизни, когда на студенческой вечеринке на меня набросилась с кулаками Юлька.
— Я кого-то чем-то обидела?
Мне хотелось, чтобы мой голос прозвучал уверенно, с нотками иронии, но вышло, напугано и затравленно. Именно в ту минуту, ощущение дурного предчувствие неприятно растеклось в животе, легло липкой тяжестью, вызывая тошноту. Чай, с принесёнными кем-то пряниками встал поперёк горла.
— Да нет, — елейно пропела Катя, накручивая блестящий сине— чёрный локон себе на пальчик. — Напротив, ты у нас— идеальная девочка. В коллективе со всеми приветлива, на праздники всем свои жалкие подарочки суёшь, начальству готова всю задницу вылезать, правильно я говорю, Лидусь? А какая же ты милая с больными! Тьфу!
— Это плохо?