Огненное сердце вампира

Я завизжала от гадливости, отвращения и страха. Передо мной стоял не человек, а ходячий мертвец, изъеденный болезнью, истощённый голодом, измученный работой, а по тому— отчаянный и озлобленный, ведь таким как он, терять больше нечего.

— Суки! — прогудела женщина— скала. — Поспать не дали!

Бесцветные глаза проснувшейся дамы встретились с моими.

— Ирочка, — заскулил доходяга, съёжившись под суровым взглядом. — Смотри, какая девочка хорошенькая, прямо конфетка. Подержи, а?

— Вот урод? — хищно ухмыльнулась дама и ловко ухватила доходягу за спутанный колтун на яйцеобразной голове. — Пошёл отсюда, пока башку твою, как орех не раздавила!

— Больно, больно! — заверещал доходяга. — Отпусти!

— То-то же, — довольно мурлыкнула толстуха, отталкивая мужичонку.

Затем внимательно посмотрела на меня.

— Не узнала, — констатировала она, грустно улыбаясь.

Я растеряно покачала головой.

— Немудрено, — вздохнула женщина. — Тюрьма всех меняет. И ты, карамельная девочка, тоже изменишься, если не помрёшь, разумеется. Ладно, не буду томить, сил нет, только со смены вернулась, а тут вы шумите, поспать не даёте. Что за балаган?

— Ирина Капитоновна? — и веря и не веря прошептала я.

Я, как и все студенты, декана факультета не любила. Занудливая, вечно— хмурая, сварливая тётка— вот кем она была для нас. Но сейчас, встреча с ней от чего-то успокоила, и как бы ужасно это не звучало, обрадовала.

— Она самая, Алёшина, — теперь женщина улыбалась радостно, просветлённо, словно встретила давнего друга. — Держись меня, Крыся, вместе нам будет легче выжить.

— А как вы сюда…

— Потом, — отрезала Ирина Капитоновна. — Скоро вновь на работы погонят, отдохнуть надо.

С этими словами бывший декан факультета потянула меня, сквозь толпу полусонных людей и, оттолкнув каких— то щупленьких женщин в лохмотьях, облокотилась к сырому бетону и сползла вниз, предлагая мне сделать то же самое.

На мой непонимающий взгляд ответила:

— Места у стены— самые престижные. Абы кто их не занимает. Я, благодаря своим мощным габаритам — существо уважаемое. Потому, девочка, лучше тебе вертеться по близости от меня.

— Почему? — прошептала я, стараясь скрыть подступившие слёзы. А они, проклятые, душили, рвались наружу.

Вот, ещё позавчера, мы всем коллективом провожали моего отца в последний путь, а потом я пила чай с Дашкой. А сегодня? Арест, осуждающие и напуганные взгляды коллег, грузовой самолёт, багроговая пустыня и тюремная камера, в котором место у мокрой и скользкой от плесени стены, считается пределом мечтаний.

— И ещё, деточка, — шепнула Ирина Капитоновна. — Два раза в день приносят няньку. Постараюсь пропихнуть тебя в числе первых, но не всегда это будет получаться. По сему, если не успеешь, в себе, до следующего раза не держи, ссы прямо под себя. Стесняться тут нечего и некого. Мы— смертники, а бабке с косой глубоко насрать, в каких штанах ты будешь, чистых или грязных.

От этих её слов плакать расхотелось. Теперь я была готова взвыть протяжно, по— собачьи, подняв голову вверх. Властитель вселенной, неужели это происходит со мной? Может, откроется дверь и на фоне голубоватого проёма появится силуэт спасителя.

— Алёшина, — скажет спаситель. — Выходи, произошла ошибка. Приносим вам, Кристина Юрьевна, свои глубочайшие извинения.

Хотя, чёрт с ними, с извинениями. Просто вытащите меня отсюда! Я хочу домой, домой, домой!

Глава 20

— Подъём, скоты! Работать! — грубый окрик охранника выдёргивает меня из короткого зыбкого забытья.

Вокруг слышится возня, ругательства, стоны. Кажется, что омерзительный запах человеческой усталости, страдания и боли стал ещё гуще.

Призрачный голубой коридорный свет растекается по камере, размазывается по стенам и лицам, измождённым, покрытым струпьями и гнойными язвами.

— Шевелитесь, уроды! — надрывается охранник.

Мы, один за другим выходим в гулкий коридор, строимся в шеренгу. Я оказываюсь между Ириной и каким-то чернявым худым мужичком. Мужик беспрестанно кашляет, сухо, надсадно.

Бритый парнишка проходит вдоль строя и даёт каждому по глубокой корзине и каске с фонариком на лбу.

Так же, как и все, я нахлобучиваю на голову каску, вешаю корзину на шею. Головной убор на три размера шире и постоянно сползает на глаза.

Затем, нас ведут в конец коридора к огромному лифту— клети. Заходим молча, утрамбовываемся. Один из охранников нажимает на рычаг, и клеть со скрежетом начинает опускаться вниз. Мы в сырой темноте, рассеиваемой лишь мертвенным светом наших фонариков, летим в пропасть. Бетонный вертикальный тоннель сер и скучен, он длится длится и длится и уже начинает казаться, что не будет конца нашему падению. Воздух с каждой минутой становится всё гуще и плотнее. На лице выступает испарина, по спине бегут капли пота, рубаха медицинского костюма прилипает к коже.

В тяжёлой голове лениво ворочается глупая, назойливая мысль о том, что мне не дали даже переодеться, взяли прямо с рабочего места.

Клеть резко ударяется об пол, человеческая масса, находящаяся внутри неё охает. Затем, дверь с лязгом открывается, и мы, подгоняемые охраной, идём вперёд.