Огненное сердце вампира

Ни души, лишь пустыня продолжает петь свою песню, зловещую песню песка и ветра.

Приподнимаюсь, борясь со слабостью, встаю на четвереньки и ползу к ближайшему от меня неподвижному телу. Глаза бородатого мужика остекленели, черты лица заострились. Живой? Мёртвый? Пульс не прощупывается, грудная клетка неподвижна. На всякий случай, для очистки совести сдавливаю пальцами глазное яблоко. Мёртв! Вертикальная щель это доказывает. Ползу к следующему, к следующему и следующему. Мёртв Степаныч, мертва Полина, мертвы Ирина и Чугун. Я одна среди трупов и скоро, если не уберусь отсюда, тоже сдохну. Но робкая искорка надежды, жалкая, хрупкая, всё же не даёт уйти. Интенсивно, насколько мне позволяет моё состояние, давлю на грудину, зажимаю нос подруги пальцами, выдыхаю в раскрытую щель рта воздух. Тридцать надавливаний, два вдувания в рот, тридцать надавливаний, два вдувания в рот. Контрольная проверка пульса. Всё бесполезно! Тело Ирины холодное, жёсткое, мёртвое. Но я давлю, и выдыхаю, давлю и выдыхаю. Перед глазами в медленном танце кружатся песчинки. Меня сотрясает крупная дрожь.

Голова пуста, словно жестяное ведро, в котором эхом отдаётся шелест песчаных волн. Нет ни сожаления, ни чувства потери, ни страха. Всё это будет потом, навалится, придавит, сожмёт в тисках. Но сейчас, организму хочется выжить, он цепляется за жизнь, экономя силы. Руки, слабые, дрожащие неловко раздевают труппы, расстегивают пуговицы, стягивают носки и шапки. Мне нужна одежда, как можно больше всякого тряпья, иначе мой организм умрёт от переохлаждения. Нацепив на себя чужие лохмотья, встаю на ноги. Делаю шаг, потом второй, потом третий. Ноги переставляются тяжело, словно забыли что когда— то умели ходить. Ничего, пустыня безжизненна, безучастна. Лишь красный песок волнуется под ногами, да такое же красное небо нависает, подобно раззявленной пасти гигантского крокодила, да где-то вдалеке виднеются цепочки холодных гор. Иду, иду, иду. И кажется, что ничего больше нет в этом мире, кроме песка, колючего холодного ветра да скудного солнца.

Тело моё сотрясается в ознобе, зубы отстукивают сумасшедшую чечётку. Веки слипаются, склеиваются. Гиена молчит, даже она меня оставила. Я одна в этой красной шипящей ловушке. Перед глазами возникает Ирина. Она улыбается, машет мне своей огромной дланью. Ускоряю шаг, пытаюсь дотянуться до неё, но руки хватают пустоту. Шагаю дальше. Песнь пустыни становится оглушительной, а солнечный свет режет глаза. Падаю на песок и ползу. Ползти легче, ведь теперь у меня четыре конечности. Четыре— больше двух, чего тут непонятного? Во рту пересохло, язык становится шершавым, словно сухая наждачная бумага. Он большой, раздувшийся, не помещается в полости рта. Вот бы выплюнуть. Только разве такое бывает, чтобы человек выплёвывал собственный язык? Но, как же быть? Как избавиться от языка? Сажусь на песок и начинаю думать.

— Тебе нужна вода, — слабо шепчет голос гиены. — Если ты не получишь хоть немного жидкости — умрёшь!

Мысль о воде оказывается мучительной. Теперь я точно знаю, чего хочу, но по — прежнему не могу этого получить.

— Багроговые пустыни — загадочный край красных гор и песка. Родина вкусных песчаных слизней! — словно наяву раздаётся голос дикторши.

Женщина в рыжей шубке восторженно улыбается в камеру, демонстрируя белизну своих зубов. Она самозабвенно вещает о красоте багроговой пустыни, ругает вампиров за то, что они прятали от нас такое чудесное место и рассыпается в благодарностях перед СГБ. Ведь это они построили багроговые шахты и открыли вкуснейших песчаных слизней из которых получается великолепное желе. Конечно, это желе пробуют лишь высокопоставленные лица да их прихлебатели, как эта дикторша. Но мы ведь не завистливы и придираться по пустякам не будем. Мы порадуемся за чиновников, за их аппетит и поблагодарим СГБ за освобождение от гнёта кровожадных монстров.

Вытягиваюсь на песке, принимаюсь ковырять его пальцами. Холодный, жёсткий, больше похож на мелкие камешки. Пить! Как же хочется пить! Сознание плавает между явью и горячечным бредом. То я стою на берегу ручья, пытаясь набрать в пригоршню холодной, искрящейся на солнце воды, то вновь возвращаюсь в пустыню. На какое-то время забываю, что ищу, верчусь вокруг своей оси на четвереньках, надеясь на подсказку. В вое ветра мерещится глумливый смех. Потом, вспоминаю, что мне нужны слизни и вновь начинаю рыть.

Наконец, пальцы находят нечто скользкое, напоминающее медузу. Тяну за одну из конечностей. Подношу добычу к глазам. На моей ладони красная, желеобразная круглая клякса с тоненькими лучиками-ножками. Кладу странное существо в рот, прокусываю. На языке солоноватый вкус. Но по горлу бегут капельки вожделенной влаги, в голове немного проясняется, и я продолжаю охоту.