Огненное сердце вампира

Насытившись и набрав слизней в карман про запас, встаю на ноги. Окружающее пространство начинает качаться, кажется что земля под ногами танцует, а небо вот-вот рухнет. Нет, «Человек прямоходящий» это не про меня. Ложусь на песок и вновь ползу. От красноты вокруг, от мелькания песчинок перед глазами тошнит. Горы впереди всё так же далеки, и мне начинает казаться, что я не двигаюсь, что просто барахтаюсь в песке, оставаясь на месте. Пейзаж всё тот же, ничего не указывает на преодоление расстояние. Но я продолжаю двигаться, несмотря на боль во всём теле, тошноту и слабость.

Доползаю до ямы, останавливаюсь. Из зияющей чёрной дыры медленно вылезает варан. Солнце блестит на его чешуе. Омерзительно — громадный, отвратительно— сверкающий, он приближается ко мне, нависает, открывает пасть, но глотать не торопится. Напротив, варана тошнит. Он выблёвывает на меня ярко— розовую слизь и мелких зелёных жучков. Жуки издают пищащие звуки, впиваются мне в шею, лицо, заползают под веки глаз, забивают ушные раковины и носовые ходы.

Кричу, катаясь по земле, желая сбить с себя мелких тварей. Но одна из них, особо проворная, больно жалит меня в затылок, и я проваливаюсь во тьму.

Ночь. Ёжусь от холода, с трудом соображая где нахожусь. Сон облегчения не приносит, но зато исчезают и дыра, и варан, и жуки. И привидится же такое! С трудом встаю. Нужно идти, чтобы не окоченеть. Небо тяжёлое, неприятное, цвета мясных помоев, словно гниющая рана. А в его глубине, будто зрелый гнойник, прячется чуть заметный огонёк луны.

Встаю на ноги и опять иду, прямо, к горизонту. Пустыня небесконечна, она когда-нибудь закончится, ведь путей, ведущих в никуда, не существует.

От холода мутит. Дышу на кисти рук, неживые, словно резиновые. Но моё дыхание не теплее окружающего воздуха. Оно, мутными облачками вырывается и растворяется в буро— красной мгле.

Гул мотора разрывает тишину. И он, этот гул кажется мне райской музыкой. Замираю, не в силах поверить в чудо, в удачу, которую нужно ещё поймать. Ясно понимаю, что это мой единственный шанс, другого больше не будет. Ковыляю на звук. А вдруг это очередная галлюцинация? Нет! Об этом думать нельзя, не в коем случаи.

Свет фар режет густую темноту ночной пустыни. Встаю на пути фуры, поднимаю руку. Только бы автомобиль не проехал мимо, обдав меня облаком выхлопных газов. Я не выдержу, не смогу перенести.

Но фура останавливается, опускается стекло. Круглое, морщинистое лицо с короткой реденькой бородёнкой недовольно высовывается наружу.

— Чего надо? — недовольно гаркает мужик.

— Подвези до ближайшей деревни, — выдыхаю я.

— Да на хрен ты мне спёрлась? — зло цедит водитель. — Беглая зечка небось, да ещё и вшивая.

Мужик поднимает стекло. Ещё немного, и он уедет. А я умру, здесь, на холодном красном песке, под гнойником луны, и прозрачные слизни будут отщипывать куски от моего тела.

— Я заплачу, — выдыхаю, жду.

— И чем же? — усатый ухмыляется, он мне не верит. — Вшами своими что ли или натурой? Да у меня не встанет на тебя. Пошла вон!

Пытаюсь сосредоточиться, разглядеть. Проклятый багрог, он размягчает сознание, делает его вязким, топким, как болотная жижа. Хоть бы всполох, небольшая искорка. Вглядываюсь, а время идёт, осыпается, как мука сквозь сито.

— А как мы поймём, какие тараканы у пациента в голове? — спросил как— то Женька у Хальвара, ещё в той, другой жизни.

— А для этого, вам читают курс психологии, — ответил тогда преподаватель.

Как гласит древняя человеческая мудрость, если тебе однажды пригодился меч — значит, ты не зря носил его всю жизнь. Попробую воспользоваться этим самым мечом.

Мужик труслив, по тому и не выходит из машины, да и его агрессия и грубость тоже вызвана страхом. Опасается педикулёза, несколько раз это подчеркнул. Параноик? Зациклен на чистоте и охране собственного здоровья? Возможно. Испытывает тревожность по поводу мужской несостоятельности, ведь не зря коснулся темы «Встанет— не встанет»? К политическим заключённым сочувствия не испытывает, а значит— доволен властью, или делает вид, что доволен, либо ему глубоко плевать. Но, как бы там ни было, это свидетельствует о том, что водитель привык подчиняться, слушаться. Слушался маму, потом— учителя, потом— начальника. Испытывает трудности с высвобождением негативных эмоций, держит в себе обиды прошлого. Чёрт! Информации до смешного мало, может, многое сейчас я придумываю сама, высасываю из пальца.

— Да с твоим простатитом у тебя ни на кого не встанет, — нагло ухмыляюсь я.

Стекло опускается, мужик вновь высовывает голову. Ободренная успехом принимаюсь тараторить:

— Боль при мочеиспускании, половое бессилие, распирающее ощущение в мочевом пузыре. А дома она, вечно недовольная, ворчливая, капризная. Как же хочется её послать, куда подальше. И тебе стыдно за эти мысли, и за свою слабость тоже стыдно. А ведь я могу всё исправить, прогнать и боль, и стыд. Я сделаю то, что не смог сделать ни один врач.

— Закрой рот и садись, — рявкает мужик, открывая дверь кабины.