Огненный тыл

– А вы Баттахова и Конторовича возьмите, – простодушно предложил Ершов. – Вот немцы обхохочутся.

Разведчики засмеялись – сержант Климов схватился за живот, нервно за икал.

– Карякин, ты пойдёшь… Быстро мужики… Вам тут не променад… Снимайте всё с этих гавриков, пять минут на облачение. Климов, вперед по тропе. Смертин, назад… Да смотрите во все глаза, чтобы никого. Чего застыли, товарищи?.. Противно надевать немецкое?.. Пулей давайте, а то голышом побежите… Чусовой, а ты что стоишь и зубы скалишь?.. Быстро готовь вещмешки для нашего барахла – не оставлять же его немцам?

Идея отдавала безумством, учитывая слабое знание языка, но переправа у Ратниково действительно нуждалась в осмотре, а делать это из кустов – только видимость создавать. Первым делом расстегнуть ремни, развести концы, чтобы вся амуниция не посыпалась, потом расстегнуть китель, снять сапоги, вытряхнуть покойную публику из штанов.

– Товарищ лейтенант, нет никого на тропе, – шептал вперёдсмотрящий Климов. – А вы уж поспешите что ли, а то у меня нервный тик начинается.

Переоделись минут за четыре – одёрнули форму, затянули ремни.

– Чудак, что ты делаешь? – поучал Ершов Карякина. – Каску задом наперёд надеваешь – у тебя лицо здесь, а затылок там.

Новоявленный патруль смотрелся весьма недурно, в темноте этот номер мог вполне сойти. Карякин уже чесался, вертел шеей, Дубровский утробно сопел, стойко переносил тяготы и лишения.

– А мертвецов куда, товарищ лейтенант? – спросил Ершов. – Здесь оставим?

– А ты головой подумай, боец!.. – Шубин начинал раздражаться. – Их же через пять минут найдут.

– Самоубийство, – предположил Дубровский. – Да, это первое что приходит в голову.

– Тела утилизировать в кусты короче, да чтоб ничего на дороге не валялось. Шевелитесь, бойцы… Потом догоняйте нас, мы быстро не пойдём.

Всё это напоминало дурно срежиссированный спектакль, но вскоре возбуждения улеглось, дальше двигались чинно, растянувшись колонной. От чужой формы действительно всё чесалось: шея, плечи, заднее место. Немцы вшей собирают, не моется высшая раса!

Половину пути между переправами, возможно, уже прошли. Река плавно меняла направление, дважды входила в меандры, темнел островок на стремнине, увенчанный шапкой зелени, течение обтекало его с двух сторон, устремлялось дальше, звенела вода на перекате. Конфигурация береговой полосы практически не менялась: невысокие обрывы, зелень над водой, плакучие ивы в мерклом свете.

На встречу показался ещё один патруль, видимо, настоящий, ёкнуло сердце, мерно колыхались карабины за плечами, отсвечивали шлемы. Глеб машинально сместился вправо – в Германии же правостороннее движение, остальные потянулись за ним, как вагоны за паровозом.

– Вы не переживайте, товарищ лейтенант, – прошипел в затылок Карякин. – Разойдёмся, как в море корабли. Если что, наши из кустов помогут.

– Привет, – буркнул обер-гренадер, возглавлявший шествие.

– Привет, – отозвался Шубин.

– Невеселые, вы, – заметил старший. – Что-то случилось?

– Нет… – Глеб не стал развивать тему.

Патрули разминулись.

– Что это с ними? – недоумевали солдаты. – Словно не от мира сего. – Э-э, удачи. Вы из роты связи? Не видели мы вас днём.

Да, метров через десять лейтенант не выдержал – обернулся, плавился затылок. Сослуживцы уходили не оглядываясь, покачивались карабины.

– Беспокоитесь, товарищ лейтенант? – бурчал Карякин. – Да всё нормально, мы тоже беспокоимся. Главное не расчёсывай. Вы, кстати, заметили, что от них спиртным тянет?

– А меня шнапс во фляжке, – удивлённую обнаружил замыкающий Дубровский. – Вот, живут же люди, воюют со всеми удобствами… А у нас водица ключевая, да и то не всегда. Может приложимся, товарищ лейтенант? – заныл Карякин. – А то идём, как белые вороны.

– Не выдумывай, пьянству бой. Если разрешу, то позднее – после выполнения задания. Не выбрасывай. У тебя курево, зажигалка есть? А то мой похоже некурящий был.

– Есть, товарищ лейтенант. Давайте покурим, – Дубровский остановился по шарил по карманам.

Сделали короткую остановку, закурили немецкий табачок, дружно покашляли. Кругом, насколько хватало глаз, простиралась нетронутая идиллия: неторопливо текла на юг четвертая по величине река Европы, звуки канонады заглушали далекие ночные трели.

– Тишина, романтика, дымка над водой, – мечтательно вздохнул Дубровский. – Наверное рыба тут водится, хотя какая тут рыба. Вот, то ли дело у нас, в Шлиссельбурге на Ладожском озере, до войны такая знатная рыбалка была…

– Да какая у вас рыбалка, на вашем Ладожском озере? – фыркнул Карякин. – Вот у нас, в Чувашских озёрах, зеркальные карпы по восемь килограммов на голый крючок клюют. Так и просят – вынь нас, скушай!

– К чёрту ваших карпов, – поморщился Глеб, затаптывая так и не осиленную сигарету. – Вот у нас в Новосибирске, есть такая речка Иня называется. Я на ней, за час по сто пескарей надёргивал, они потом на сковородке прыгают, всё успокоиться не могут.

– Эй, чего стоим, товарищ лейтенант? донеслось из кустов. – Мы тоже покурить сядем, добро?

– Вот зараза, такую буколику испортил, – чертыхнулся Дубровской.