Огни Камелота (СИ)

Здесь Гаюс действовал по настроению. Если у него в этот день особенно болели кости, или Мерлин успевал накануне его чем-нибудь рассердить, он не был особо сентиментальным. Но если все было нормально, то он давал себе несколько секунд, в которые тепло улыбался, смотря на того, к кому всем сердцем прикипел. На того, кого видел разъяренным, сломанным, ошибающимся и готовым жертвовать собой. На того, кто теперь лежал на своей постели, ткнувшись в узел одеяла, как котенок. Безмятежно и так по-детски.

Он и в этот раз дал себе эти несколько секунд.

А затем он всегда пробирался через горы беспорядка, чтобы потянуть одеяло и позвать:

- Мерлин!

Никакого ответа обычно не следовало. Но Гаюс был неумолим.

- Мерлин, завтрак готов, петухи пропели, тебе пора вставать!

Виновник происходящего только глубже зарылся в одеяло, явно проснувшись, но желая притвориться глубоко спящим, чтобы его оставили в покое. К его несчастью, он совершенно не умел врать. Тем не менее, продолжал это делать. Это была своего рода традиция: Мерлин врал, прекрасно зная, что Гаюс это видит, а тот давал ему некоторое время на опыт, прежде чем потребовать правды. Вот и сейчас лекарь усмехнулся, прежде чем снова дернуть одеяло и повысить голос.

- Эй! Великий волшебник всех времен и народов! Поднимай свое ленивое туловище! Твое благо, что сегодня Заседание Совета позже, чем обычно, а то Артур бы его проспал! Вставай, говорю, судьба ждет.

Мерлин показал до невозможности сонное и несчастное лицо из груды складок, надеясь, что это разжалобит старика.

- Га-а-аюс! Можно великому волшебнику всех времен и народов немножко побыть ленивым никем? Мир не рухнет из-за пяти минут!

Гаюс прищурился.

- А вдруг рухнет?

- Не рухнет, – буркнул парень, безапелляционно скрестив руки, тем самым сжав в них одеяло.

- Кто тебе напророчил?

- Мое внутреннее око.

Лекарь хохотнул, тоже сложив руки на груди и с улыбкой глядя на подопечного сверху-вниз.

- А-а, ну это серьезно. Знаешь, что мне говорит моЕ внутреннее око? – спросил он, наклонившись к кровати.

- Не хочу знать, – поспешно пробурчал Мерлин, спасаясь бегством в пещерах из одеяла.

- Оно говорит, что если ты сейчас не поднимешься, король проспит собеседование о посольстве Карлеона.

Спустя полминуты тишины одеяло слегка взбрыкнуло, что означало, что королевский слуга неопределенно махнул рукой.

- Ты не такой великий волшебник, как я, твое внутреннее око не так много видит, так что...

- Мерлин.

- Встаю-ю... – проскулил парень, откинув наконец одеяло и несчастно взглянув на лекаря, как на самого несправедливого судью. – Все равно от твоего ворчания все сладкие сны разбежались.

Гаюс его дальнейшие причитания не слушал, а, улыбаясь, вернулся по лестнице к еде. Свое дело он сделал.

Утро Мерлина в мирное время начиналось всегда достаточно однообразно.

Сначала ему снилась какая-нибудь приятная и красивая ерунда, от которой его неизменно отвлекал Гаюс. Проснувшись, он, абсолютно не замечая хаос, властвующий в его комнате, отчаянно зевал, натягивая на себя одежду. Борясь со сном, он спускался в главную комнату покоев дворцового лекаря на запах своего завтрака. Обычно именно завтрак он проглатывал, едва замечая вкус, сидя в дрожащей утренней тишине, с которой не сравнится ничто иное. Затем взглядом провожал Гаюса, отправлявшегося на первый обход. Соскребал себя с лавки и тащил наружу.

Проснуться ему помогали три вещи: вода, которую он брызгал себе на лицо, уходя из покоев; внушительных размеров ложка поварихи, которой та так и норовила всегда пришибить его, когда он собирал королевский завтрак на кухне; и встреча с Гвейном по дороге в покои Артура, потому как тот неизменно старался стащить что-нибудь с королевской тарелки.

В итоге в комнату, где спала его судьба в прямом смысле, Мерлин приходил достаточно бодрым, чтобы, открыв двери, крикнуть во весь голос:

- Проснись и пой!

В этот раз, как и в тысячи предыдущих, в ответ он получил тишину вперемешку с дыханием, затерявшимся в складках красного одеяла. Поставив тарелку на тумбу, Мерлин резко раздвинул занавески, впуская в комнату солнечный фронт. Золотистый свет бурным потоком ворвался в окна и разлился по всем поверхностям, до которых только мог дотянуться: разлегся на письменном столе, повис на выглаженной мантии и угнездился в лохматых с утра пшеничных волосах монарха. Что ничуть того не разбудило, лишь заставило поморщиться и зарыться головой в подушки. Что ж, это было бы скучно, если бы было легко.

- Вставай! Бедному обездоленному народу нужен их великий король!

- А можно великий король немного побудет ленивой задницей? – жалобно донеслось из груды дорогой бахромы, покрывавшей края подушек. Мерлин хмыкнул.

- Ты и так ленивая задница двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю триста шестьдесят пять дней в году!

Один обнадеженный глаз показался наружу.

- А один день в високосные?

- Да, это тот самый процент, насколько ты приятный и милый человек, – безжалостно ответил слуга, взирая на кровать сверху-вниз, уперев руки в бока.