Огни Хякки Яко

Лицо её исказилось, и тварь снова приняла облик Тэцудзи. Что это за чудовище? Прежде императрице не доводилось сталкиваться ни с чем подобным.

– Где мой сын? – взъярилась Ёмико. Если бы Эйсаку не встал у неё на пути, она прыгнула бы на тварь и вцепилась той прямо в горло. – Что ты с ним сделал?

– Мальчишка сбежал, обернувшись обезьяной. Такой же, как и вы.

Комната вокруг Ёмико вдруг покачнулась, и она тяжело осела на пол. Как такое возможно? Как он сумел обратиться без маски? И что теперь с ним будет, ведь без камэна сын не сможет вернуть себе человеческий облик…

– Кому ты служишь? – тем временем продолжал допытываться Эйсаку, подбираясь к твари всё ближе. Дух, скрывавшийся за пологом, нечленораздельно забулькал. Похоже, приказ запрещал ему говорить и об этом тоже.

– Возвращайся, пока тебя не хватились, – повернулся к ней Эйсаку. – А я пока постараюсь вызнать у этого торико всё, что он сможет рассказать.

Дух-пленник. Теперь ясно, отчего он так смердел. Вернувшийся к жизни против воли и вынужденный подчиняться колдуну – столь незавидную участь не пожелаешь даже злейшему врагу… Вот только Ёмико не испытывала к духу ни капли жалости. Возможно, он напал на её сына – лишь угроза жизни могла пробудить дремавшую в Тэцудзи силу и позволить без камэна обернуться обезьяной.

Перед глазами всё поплыло от вскипевших слёз, к горлу подступил комок. Теперь серебряная маска Эйсаку казалась лишь ярким блестящим пятном на фоне погружённых в сумрак покоев наследного принца. Её сына. Её бедного пропавшего сына…

– Тэцудзи жив, Ёмико, я уверен в этом, – за весь вечер Эйсаку впервые назвал её по имени, отчего на сердце стало чуть спокойнее. – И я непременно отыщу его, даю тебе слово.

Глава 8. Уми

Фигура сломленного Дзёи до сих пор стояла перед внутренним взором. Горячие слёзы отчаяния, бегущие по щекам, воспалённые от бессонницы глаза, потрескавшиеся губы… В Дзеё больше не осталось ничего от лощёного хозяина балагана – так с застарелой раны срывают прикипевшую к коже коросту, обнажая слабую и беззащитную плоть. Уми было невыносимо видеть его в изодранной и покрытой запёкшейся кровью одежде. Она запомнила его другим: свободным и смелым, не боявшимся встать на защиту самого дорогого, что у него было.

Уми крепко стиснула челюсти, чтобы сдержать слёзы. За эти годы ведьма сломала Дзёю, осквернила когда-то чистое сердце, которое билось в груди старого друга. Теперь оно было до краёв наполнено лишь ядом отчаяния и болью.

Она сама не помнила, как добралась до тюремных ворот – так глубоко погрузилась в безрадостные раздумья. Но к действительности Уми вернул звук чьих-то приближавшихся шагов.

К тому моменту она уже шла по подъездной аллее, ведущей к тюремным воротам. Солнце нещадно припекало, и Уми решила постоять немного в тени какого-то казённого здания: не то небольшого склада, не то домика, где ютилась тюремная охрана.

Но стоило ей остановиться, как идущий позади человек тоже замедлил шаг. Уми обернулась и замерла, не в силах двинуться с места от охватившего её изумления.

К ней приближался служащий тайной полиции – на фуражке блеснул свёрнутый кольцами дракон.

Когда мужчина оказался рядом, Уми поразилась тому, каким искалеченным было его лицо. Впалые загорелые щёки и высокий лоб изрыты оспинами, под глазом тянулся старый ровный шрам, вне всяких сомнений, нанесённый мечом или кинжалом. Но сильнее всего Уми поразил взгляд этого человека: тяжёлый и немигающий, будто бы способный увидеть и вытащить на свет все тайны, которые она с таким тщанием старалась уберечь.

Прежде ей не доводилось видеть его – Уми не сомневалась, что наверняка запомнила бы эту встречу. Не было его и в тот вечер в святилище Поющих Сверчков, когда они попались господину Ооно.

Что могло от неё потребоваться служащему тайной полиции? У Уми возникло отчётливое ощущение, что он не случайно нагнал её на подъездной аллее именно теперь. Неужели узнал о том, что она подкупила тюремщика, чтобы увидеться с Дзёей?

Уми невольно расправила плечи, готовясь дать отпор. Но каково же оказалось её изумление, когда полицейский вдруг замер в паре шагов, достал из кармана огрызок карандаша и записную книжку и принялся что-то спешно строчить.

«Уми Хаяси, пожалуйста, выслушай меня», – прочла она на листе, который он показал ей. Уми медленно кивнула, переводя непонимающий взгляд с записной книжки на полицейского. В тот момент её больше поразило не то, откуда этот странный человек узнал её имя, сколько способ их общения. Неужели он был немым?

Мужчина тем временем снова принялся что-то писать, и на сей раз на лице его отразилось страшное волнение, которое он, похоже, и не пытался скрыть. Рука порхала над листом так быстро, словно от скорости его письма зависело если не всё, то очень многое.