Глава 10. Уми
Тысячу раз прав этот Бог Дорог – или кем он там был на самом деле! Уми находилась в отчаянии. Но она всё равно не могла перестать размышлять о судьбе Дзёи.
Если и устраивать его побег из тюрьмы, то только в Обон. Во время праздничных дней не казнят даже самых опасных преступников. Но как только закончатся дни поминовения ушедших, не стоило и сомневаться: Дзёю сразу отправят прямо в руки палача. Уж господин Ооно непременно позаботится об этом!
От одного лишь воспоминания о надменном лице заместителя главы тайной полиции Уми скривилась. Ну уж нет, Дзёя ему не достанется! Она приложит для этого все усилия. Но одной ей не справиться, а привлекать к этому делу кого-то из клана Аосаки точно не стоило. Если даже Ёсио, как выяснилось, столько лет прятал за пазухой отравленный кинжал, то больше Уми не сумеет так просто довериться кому-то из братьев. Да и отец точно не одобрит это предприятие.
Другое дело Ямада: он на деле доказал, что ему можно верить. Да даже Тэцудзи, называющий себя наследным принцем Тейсэна, мог в конце концов оказаться полезным. Маленький и юркий, обезьян наверняка сумел бы незаметно проникнуть туда, куда не пробраться обычному человеку…
Уми не видела смысла скрывать от своих спутников истинное положение вещей – рано или поздно они всё равно узнают, кем является узник, ради которого она так расстаралась. Поэтому, опустив все нелицеприятные подробности сговора отца и дядюшки Окумуры с ведьмой Тё, Уми рассказала, кто на самом деле все эти годы скрывался под личиной Рюити Араки.
Путь до складов, где Ивамото держал пойманного подручного Дзёи, был неблизкий, и Уми не торопила спутников с ответом.
А в том, что их до глубины души поразило услышанное, сомневаться не приходилось. Ямада, понурив голову, уставился на свои руки, крепко сжимавшие посох. А Тэцудзи, напротив, принялся трещать без умолку:
–
Задохнувшись от возмущения, Тэцудзи умолк, обиженно скрестив лапы на груди.
– Он обагрил руки кровью служителей Дракона, – голос Ямады был тихим, но твёрдым; даже стук копыт и скрип колёс экипажа не смогли заглушить его слов. – И кто знает, скольких ещё он сгубил, выполняя приказы ведьмы.
Монах поднял на Уми потемневший от горечи взгляд, и она вдруг со всей ясностью осознала: он не согласится помочь. Не на сей раз, когда это, похоже, шло вразрез с тем, во что он верил.
– Даже зная, что сотворил Дзёя, я просто не могу оставить его там. – Уми постаралась говорить ровно, чтобы не выдать охвативших её смятения и дрожи. – Вы не знали, каким он был когда-то. Вы не видели его теперь – сломленного и больного, загнанного в ловушку, из которой нет выхода. Моя семья виновата перед ним как никто другой. Всё, что я могу сделать, чтобы хоть как-то загладить вину, – дать Дзёе свободу, которой так жаждет его сердце. Никто не заслуживает такой судьбы – медленно гнить в застенках и ждать неминуемого жестокого конца.
Пока она говорила, Ямада не сводил с неё глаз. В них она видела понимание – но и решимость.
– Желание облегчить участь ближнего делает вам честь, но за жалостью вы не видите главной опасности, – возразил он. – Может, ваш друг и впрямь воспользуется шансом и сбежит, но я бы не стал на это рассчитывать. Куда вернее, что, оказавшись на свободе, он примется с удвоенным рвением искать то, до чего ему в прошлый раз не удалось добраться. Каннуси Дзиэн поведал мне: тот, кто хотя бы раз увлекался поисками Глаза Дракона, не сможет оставить их до самой смерти. Сила Владыки слишком велика, особенно для того, чья воля слаба.
По спине Уми пробежал холодок. Перед внутренним взором снова возникло искажённое бессильной яростью лицо Дзёи. Горячие и горькие слёзы лились по его щекам. Плачущие мужчины всегда вызывали у Уми оторопь. Когда те, кто должен был являться несокрушимой опорой, вдруг ломались, ей становилось по-настоящему страшно.
Что, если Ямада прав и Дзёя и впрямь использует её помощь во зло? Снова примется за поиски Глаза, как только окажется на свободе? Уми не могла представить, что творилось сейчас у старого друга на сердце, какие мысли одолевали его в тесной и тёмной камере, наверняка полной крыс и прочей гадости…
Но стоило ей подумать о крысах, как в памяти сразу же всплыла недовольная морда вороватого ёкая, который собирался умыкнуть волшебное зеркало из стола дядюшки Окумуры. А следом за этим воспоминанием Уми озарила догадка. И как она сразу об этом не подумала?