Подписываться Уми не стала: отец и без того узнает её почерк с первого же иероглифа.
Дождавшись, пока чернила высохнут, Уми сложила письмо и протянула его О-Кин.
– Прошу тебя, подложи его на стол отцу в подходящий момент – но так, чтобы оно не попало не в те руки.
Дзасики-вараси молча кивнула, и письмо исчезло в расшитом цветами рукаве кимоно. Потом ёкай хлопнула в ладоши, её силуэт скрылся в пёстром вихре – и в следующий миг на месте крохотной О-Кин сидела стройная молодая красавица, в тонком лице которой смутно угадывались знакомые черты.
– Это… – у Уми натурально отвисла челюсть от одного только взгляда на нечеловечески притягательную красоту ёкай.
– Всего лишь один из обликов О-Кин, не обращай внимания, – делано отмахнулась дзасики-вараси. – О-Кин хочет проводить тебя до окраин города, а сделать это будет намного проще в человеческой личине.
С этими словами она изящно поднялась и подхватила заплечную суму с такой лёгкостью, будто та ничего не весила.
– И должен же кто-то незаметно вынести твои вещи из дома и собрать на кухне еды в дорогу, пока ты будешь прощаться со всеми, – напоследок подмигнула ёкай – и была такова.
Уми только и оставалось, что шумно вздохнуть, признавая правоту О-Кин. И за какие заслуги ей досталась такая понимающая и предусмотрительная подруга, одному Дракону ведомо…
К тому моменту, когда Уми снова спустилась в приёмную отца, где сегодня устроили поминальный ужин, все гости уже разошлись – даже бабушка Абэ, с которой она успела перемолвиться лишь парой слов. Ямады, Тэцудзи и каннуси Дзиэна нигде не было видно, и это наполнило сердце Уми тревогой, но по зрелом размышлении она прикинула, что сможет нагнать их у окраины Ганрю. Им придётся перебраться на другую сторону реки Ито в Фурумати, старую часть города. А оттуда в горы вела всего одна дорога. Разминуться им точно не удастся.
Ободрённая этой мыслью, Уми остановила свой взгляд на единственном человеке, который по-прежнему оставался в комнате. Отец задумчиво склонился над чаркой с вином. Лишь оказавшись рядом с ним и ощутив вязкий алкогольный дурман, Уми поняла, что он был пьян.
Скривившись от досады, она опустилась напротив него. Уми не знала, в ком была разочарована больше: в отце, который в такой день не смог сдержаться и поддался слабости, или в себе – за то, что была занята мыслями о побеге и не уследила за его обильными возлияниями.
С другой стороны, от кого она унаследовала своё упрямство, как не от Итиро Хаяси? Вряд ли Уми удалось бы убедить его остановиться, особенно при гостях, в присутствии которых негоже поучать родного отца.
Так что прочь все сожаления! Отец сейчас здесь, перед ней, живой и здоровый – пускай и пьяный. Быть может, наутро он и не вспомнит об их прощании, но это уже не имело значения. Уми не смогла бы уйти, не увидев его напоследок. Единственного близкого человека, который у неё ещё остался…
– А-а, вот и ты. – Глаза отца блестели ярче обычного, а на щеках горел нездоровый румянец. – Как тебе к лицу эт-то кимоно, ты бы з-знала…
Он крякнул и собрался было долить себе ещё вина, но Уми мягко перехватила кувшинчик из непривычно слабых пальцев и наполнила чарочку. Раз отец уже пьян, от ещё одной точно не случится беды.
– Заб-ботливые дети – отрада для родителей, – с назидательным видом изрёк отец и разом опрокинул в себя всё налитое. – Ос-собенно когда этих самых родителей стало ровно вп-половину меньше.
Уми замерла, надеясь, что отец был слишком занят поиском кувшинчика, который она ему так и не вернула, и потому не заметит, как у неё задрожали руки.