Огниво

– Во дела! Золото, что ли?! А камни – чистый изумруд!

Даша только кивнула. Не видела она ликования на Ванином лице, а по голосу не заметила ничего, потому как мысли её другим были заняты.

– Так что, снесёшь серьги маме моей?

Иван опомнился от наваждения и заверил царевну:

– Да, конечно, снесу! – Он пораскинул мозгами. – А если ты царевна, то знаешь, как у вас там во дворце всё расположено? Мне бы это ой как помогло! Ну, серёжки маме твоей снести…

– Конечно, знаю, – кивнула девочка.

Ваня надеялся, конечно, на такой ответ, но теперь только подумал, что странно путь-дорогу у незрячей спрашивать.

– Да как ты знаешь, если не видишь ничего? – подивился он.

Личико девочки озарила светлая улыбка.

– А я считалочки запоминала. На каждое слово – шаг.

Она поднялась на ноги и зашагала по полянке, отсчитывая шаги.

– Аты-баты, шли солдаты! Аты-баты, на базар! – Даша повернула раз, другой… – Вот здесь у нас, скажем, комната для посуды. Слева серебряная, справа золотая.

Ваня слушал её, затаив дыхание, и всё на ус мотал. А Даша продолжала его учить:

– Аты-баты, что купили? Аты-баты, самовар! А здесь тронный зал.

– Хитро! – невольно восхитился Ваня.

Через пару часов он вызубрил наизусть самые важные маршруты. Царевна даже его похвалила, так что Ваня весь раздулся от гордости.

Наконец они вдвоём вышли из лесу и отправились в город. А ещё через полчаса оказались на пороге простенького трактирчика. Ваня наказал своей маленькой спутнице:

– Ты меня здесь подожди, а я во дворец. Одна нога здесь, другая там!

Он круто развернулся на пятках и поспешил прочь, сжимая в кулаке драгоценные серьги – так сильно, что костяшки на пальцах побелели.

Вдогонку ему раздался Дашин крик:

– Ваня, ты береги себя!

Ваня замер. Что-то кольнуло у него в груди. Неужто совесть? Давненько от неё весточек не было… Он порылся в карманах и жестом подозвал к себе трактирщика. Протянул ему рубль и сказал, мотнув головой в сторону Даши:

– Девочку накорми!

Потом он незаметно умыкнул с ближайшего стола вилку и был таков.

Глава седьмая

По совести

После того, как Берендея на престоле сменил Лиходей, тронный зал дворца сильно изменился. Всё здесь было переделано под вкусы нового правителя. Понаряднее стало, побогаче… Царь Берендей никогда не кичился своим положением, а Лиходей годами, даже десятилетиями грезил о богатстве и безраздельной власти. Вот и дорвался. По стенам гобелены ручной вышивки повесили, портреты самого Лиходея. Под ногами лежали ковры восточные. Мебель, опять же, новую заказали – цельного дуба…

И вот за дубовым обеденным столом восседал самозваный правитель – в парче да в соболях, пальцы перстнями увешаны. По правую руку от него сидела Настасья Ивановна. Трапезничали, стало быть.

Стол ломился от блюд, а забитые слуги передвигались бесшумно и незаметно, как тени, поднося всё новые яства.

Лиходей с жадностью набивал рот, а вот Настасья потускневшим взглядом смотрела перед собой и не шевелилась. Казалось, что мыслями она сейчас не здесь, а где-то очень далеко… Лиходей повернулся к ней:

– Что же ты не ешь ничего, душенька моя?

Настасья мило улыбнулась:

– Не хочу, друг дорогой.

– А мне кажется, очень хочешь, – возразил Лиходей.

Настасья посмотрела на него мягким взглядом покорной овечки и вдруг согласилась:

– И точно, очень хочу!

Она придвинула тарелку к себе поближе и набросилась на еду – да так, словно месяц ничего не ела. Лиходей расплылся в противной ухмылке. Нравилось ему помыкать своей наречённой супругой.

Отворились тяжёлые двери, и в зал важной походкой вплыл Балалай. Грудь колесом, вся в орденах да медалях. Лиходей вскинул брови и махнул сообщнику рукой:

– О, храбрый мой генерал Балалай! – Он наклонился к царице и скомандовал: – Настасьюшка, дружочек, иди к себе.

Настасья послушно положила приборы, встала из-за стола и тихо удалилась.

Затем Лиходей повелел и слугам выйти – мол, с генералом надо обсудить дела государственные.

Когда они остались вдвоём, Балалай тяжело вздохнул:

– Не могу больше, Лиходей.

– Как это не можешь? Я ж тебе всё дал – и власть, и богатство. Слыхано ли, чтобы простой слуга генералом стал? А ты вот стал.

Лиходей с вызовом заглянул в глаза своему помощнику. Тот сглотнул.

– Совесть замучила. Каждую ночь снится мне, как мы на берегу ложные огни зажигаем. Каждая ночь седых волос добавляет.

Балалай снял генеральскую папаху. Вот потеха: изнутри к папахе был пришит чёрный чуб! Никогда Балалай при солдатах голову не обнажал, и все думали, что это его шевелюра торчит. Только вот под папахой Балалай был совершенно седой.

Лиходей недовольно поджал губы:

– Ах ты ж, совестливый мой…

Ну ничего, у него на случай пробудившейся совести было верное лекарство. Лиходей достал из тайника ларчик, доверху набитый наградными знаками – выбирай любой! Злодей перебрал парочку медалей, выбрал одну посимпатичней да посолидней и прикрепил Балалаю на грудь. Там уж скоро места для орденов не останется – вон как выслужился генерал!

– Ну как? Отпустило? – поинтересовался Лиходей.

Балалай потупил глаза, полюбовался новой медалью, погладил рельефный аверс…

– Да вроде полегчало…