Передергивая, я думал о наркоте и о том мощном приливе тепла. Об ощущении полного покоя и блаженства. Я заработал рукой быстрее, желая, чтобы ушли прочь все проблемы, все страхи, все трудности. Я хотел почувствовать себя так, словно был на вершине мира, и ничто не могло меня удержать. Эйфория. Радость. Любовь. Эйфория. Радость. Любовь. Эйфория. Радость. Любовь.
Ненависть. Ненависть. Ненависть.
Глубокий вдох.
Я кончил. Я чувствовал себя пустым во всех возможных смыслах.
Повернувшись к раковине, я вымыл руки и уставился в зеркало. Глубоко заглянул себе в глаза. Карие глаза, в которых не было ничего особенного. Карие глаза, выражавшие печаль. Карие глаза, в которых плавала тень депрессии.
Я стряхнул с себя это ощущение, вытер руки и вернулся к Сади.
Она одевалась, вытирая глаза.
– Ты уходишь? – спросил я.
Она кивнула.
– Ты… – Я откашлялся. – Ты можешь остаться на ночь. Я не настолько тварь, чтобы вышвырнуть тебя отсюда в три часа ночи, – заверил я. – И к тому же это твоя комната. Лучше я сам уйду.
– Вернувшись в город, я сказала своему мужчине, что буду дома, – сообщила она мне с принужденной улыбкой на губах. Одетая только в трусики и лифчик, она направилась к балкону, открыла дверь, но не вышла наружу. Шел проливной дождь, капли барабанили по металлической раме. Дождь всегда напоминал мне об Алиссе и о том, как она ненавидела засыпать во время грозы. Я гадал, как она чувствовала себя сегодня ночью. Я гадал, как она справляется с этим стуком дождя по оконному стеклу.
«Я не могу спать, Ло. Ты можешь прийти?»
Голос Алиссы звучал в моей памяти, словно закольцованная запись, снова и снова, ее слова проносились в моей голове, пока я не вышвырнул их прочь.
Сади попробовала причесать пальцами свои длинные волосы. Натянутая улыбка на ее лице сменилась хмуростью.
– Скорее всего, его еще нет дома. Даже когда у меня никого не было, я терпеть не могла спать одна. А теперь у меня есть отношения, но я все равно чувствую себя одинокой.
– И я должен пожалеть тебя, потому что ты обманщица? – спросил я.
– Он меня не любит.
– Зато я могу сказать, как сильно ты любишь его, – ухмыльнулся я.
– Ты не понимаешь, – ощетинилась она. – Он меня контролирует. Он оттолкнул от меня всех, кто был мне хоть немного дорог. Когда-то я была чиста, как ты сейчас. Я даже не прикасалась к наркотикам, пока не связалась с ним. Он впутал меня во все это, и теперь, когда он приходит домой, от него пахнет духами – но не моими духами. Он ложится в постель и даже не притрагивается ко мне.
В моей голове пронеслась мысль, которую я сразу счел неправильной.
«Останься со мной сегодня ночью. Останься со мной утром. Останься со мной».
Одиночество – это голос у тебя в голове, который заставляет тебя принимать неправильные решения, основанные только на душевной боли.
– У тебя нет странного ощущения от того, что ты снова оказался здесь? – спросила она, меняя тему. Умный ход. Она медленно повернулась ко мне, и мы снова посмотрели в глаза друг другу. На ее щеках горели красные пятна, и, честное слово, я почувствовал боль при одной мысли о ее одиночестве.
– Есть немного.
– Ты уже виделся с Келланом?
– Ты знаешь моего брата?
– Он играет в клубах, где есть свободный доступ на сцену, по всему городу. У него это хорошо получается.
– Я и не знал, что он снова занялся музыкой.
Сади с интересом приподняла брови.
– Вы что, не настолько тесно общаетесь?
– Я провел в Айове пять лет, а он оставался здесь, в Висконсине.
Она понимающе кивнула. Я снова откашлялся.
– Мы общаемся достаточно тесно.
– Он твой лучший друг?
– Единственный друг.
– Я была просто в шоке, когда ваша дружба с Алиссой закончилась. Я думала, что рано или поздно она от тебя залетит или что-нибудь в этом духе.
Когда-то я тоже так думал.
«Перестань говорить об Алиссе. Перестань говорить об Алиссе».
Может быть, если бы я остался сегодня ночью с Сади, то не позволил бы Алиссе заполнить мои мысли. Может быть, если бы я уснул обнимая Сади, то не возвращался бы мысленно в то место, где обитала единственная девушка, которую я когда-либо любил. Я потер подбородок и шагнул ближе к Сади.
– Послушай, ты можешь…
– Я не должна, – вздохнула она обрывая меня. Прервав наш обмен взглядами, она уставилась в пол. – Он никогда не обманывал меня. Он… Он любит меня.
Ее неожиданное признание заставило меня окончательно запутаться.
Она была лгуньей. Она была обманщицей. Она собиралась уйти.
– Просто останься, – попросил я, и в моем голосе вопреки намерениям прозвучало отчаяние. – Я могу поспать на кушетке.
Это было не совсем кушетка, скорее брошенный на пол матрас, продавленный и весь в пятнах. Честно говоря мне, наверное, было бы удобнее спать на полу, застеленном грязным ковром. Или я мог позвонить Келлану и переночевать у него.
Но к этому я не был готов.