Огонь под пеплом

— Если бы в прошлую кампанию вы заняли Галицию силой, я и пальцем бы не шевельнул, но многие тамошние помещики объявили себя моими сторонниками, я вынужден был отдать Галицию полякам, чтобы спасти их… Будь я тогда на вашем месте, я повел бы сто тысяч русских с Дуная в Венгрию и заставил бы Францию и Австрию подписать мир!.. Конечно, я говорю это не в виде упрека. — Снова очаровательная улыбка. — Вы были при мне в той войне с австрийцами и не слыхали от меня ни слова жалобы. Кстати, император Александр мог и вовсе не участвовать в той кампании или даже выступить против меня! Это меня крайне бы затруднило. И что касается выбора Бернадота в наследники Швеции: скажите императору Александру, что я тут совершенно ни при чём. Я сильно удивился, когда узнал, и сначала не хотел соглашаться, но шведский король очень убедительно написал в своем письме, что весь шведский народ единогласно желает Бернадота… Уверьте императора, что если бы князь Куракин официально потребовал от меня не утверждать избрания Бернадота, то я исполнил бы его требование. Может быть, он уехал бы тайно, но для меня совсем не выгодно видеть на шведском престоле французского маршала, который даже не родня мне.

Саша сказал, что непременно всё передаст.

— Вообще все вопросы лучше решать в Париже, чем в Петербурге. — Наполеон вернулся к столу и взял с него запечатанное письмо для Александра. — Париж — центр Европы, сюда все известия доходят скоро, а в Петербург поздно. Пусть император Александр даст все полномочия князю Куракину.

Чернышев протянул руку, чтобы взять письмо, но император медлил.

— Моя политика неизменна, — повторил он. — Только два случая могут рассорить меня с императором Александром: если он заключит сепаратный мир с Англией и если он заберет у турок земли за Дунаем. В этих случаях я объявлю вам войну.

Снова стальной взгляд. Саша заставлял себя дышать ровно, чтобы сохранять видимое спокойствие. Наполеон отдал ему письмо.

— Англичане — сущие дикари, с ними невозможно толковать ни о чём, даже о размене пленных, — продолжал император как ни в чём не бывало. — Я предлагал им выдать трех союзников, то есть англичанина, испанца и португальца, за двух французов, а они твердят: нет, будем разменивать англичан только на французов! У меня в плену восемнадцать тысяч англичан, а у них — пятьдесят шесть тысяч французов, разве я мог согласиться? А существование Турции слишком важно для равновесия Европы, я не потерплю ее раздробления. Граф Румянцев совершил большую ошибку, втайне от меня предложив мир Порте через прусского посланника в Петербурге.

Чернышев сохранял бесстрастное выражение лица, не выказывая удивления и не пытаясь возражать.

— Сама Пруссия и известила меня о сих переговорах, боясь оскорбить меня своим молчанием, — пояснил Наполеон. — Замешав сюда Пруссию, вы заставляете Порту полагать, что между Францией и Россией скоро начнется война, а это побудит турков продолжать борьбу с вами. Гораздо лучше было бы возложить переговоры на меня — лучшего друга и союзника императора Александра.

Наполеон встал у стола и принялся перебирать предметы на нём.

— Жаль, что я не мог жениться на великой княжне, — обронил он, не отрываясь от своего занятия, — хотя, впрочем, теперь мне не о чем тужить. Моя жена мне нравится, вы знаете и видели ее.

Саше некстати вспомнились яркие выражения, в которых Полина отзывалась об императрице, он с трудом удержал смешок. Наполеон вновь смотрел ему в лицо.

— Признаюсь, союз с вами был бы мне приятнее. Австрийцы ненавидят меня. А как иначе? Я отнял у них много земель, нанес большой урон. А Россия и Франция ничего друг у друга не отнимали, нам должно жить в любви и согласии.

Чернышев поклонился, думая, что аудиенция окончена. Но император еще не всё сказал.

— Россия должна заставить Швецию выполнить все ее обязательства насчет торговли. Если Бернадот не сдержит слова и будущей весной шведы не запрут своих гаваней для англичан и не встретят их пушками, я возьму Померанию и приглашу императора Александра в совместный поход против Швеции. Ваш государь — первый и единственный в Европе, кто меня понимает.

"Еще бы, — подумал Саша про себя. — Именно этого ты и боишься".

— Какую только напраслину на меня не возводят! — вернулся Бонапарт к началу разговора. — Говорят, будто я держу в Варшавском герцогстве шестьдесят тысяч французов, чтобы возвести Мюрата на польский престол! Там нет ни одного француза, ни единого! Не понимаю, что могло дать повод к таким вздорным вестям.

— Быть может, движение корпуса Даву к Ганноверу и Гамбургу? — не выдержал Чернышев. — Умножение войск в Северной Германии весьма похоже на приготовления к войне против России.

— Корпус Даву состоит из шестидесяти батальонов! — перебил его Наполеон. — С такими силами Россию не напугать! Даву приказано встать между Везером и Эльбой и стращать Пруссию. А Россия, между прочим, тоже подала повод к слухам о войне, укрепляя Ригу.

— Мы укрепляем Ригу против англичан!

— А вот и нет! У вас укрепляют левый берег Двины.