Огонь под пеплом

Развод завершился. Государь выразил свое неудовольствие в самых сдержанных выражениях, но отражения досады на его лице оказалось довольно, чтобы повергнуть дежурного генерала в трепет. Георг Ольденбургский уже знал, к чему это приведет, однако все его пространные рассуждения о пагубности телесных наказаний оставляли шурина безучастным.

В Белую столовую Александр вошел об руку с матерью, за ними — Георг с Екатериной, которая уже совсем оправилась от родов и сияла очаровательной улыбкой. Она сама предложила, чтобы их первенца крестил пастор Фальбург по лютеранскому обряду; мальчика нарекли Фридрихом Павлом Александром, восприемницей стала бабушка — Мария Федоровна. Катиш намерена пробыть в Павловске до холодов, ей здесь очень уютно. В самом деле, это особенное место — столько воспоминаний… За завтраком Екатерина весело щебетала о разных пустяках, пока ее мать не упомянула о своем намерении купить в казну дачу Багратиона — князю она уже ни к чему, раз он вышел в отставку и ездит по заграницам. Тень, пробежавшая по лицу Катиш, не укрылась от Александра, который быстро перевел разговор на другую тему.

Так значит, она всё еще любит его. И наверняка знает о том, что в Вене другая Екатерина Павловна, княгиня Багратион, родила в исходе сентября девочку, которую назвали Марией-Клементиной. Князь Петр был у жены этим летом и говорил с нею; он даст ребенку свою фамилию, хотя само имя кричит о том, кто настоящий отец. Александр настоятельно просил князя поступить так, чтобы избежать публичного скандала, хотя девочку уже отдали графине фон Меттерних (она умная женщина). Багратиону не в чем упрекнуть Александра: в прошлом году его жене пожаловали орден Святой Екатерины, испрошенный им для нее, хотя она и не исполняет никакой службы при дворе. Путь лучше остается в Вене, ее служба — там, рядом с Меттернихом… Кому еще удалось так близко подобраться к самому важному лицу в иностранной державе? Разве что Чернышеву, но он, к счастью, не рискует забеременеть.

Чернышев — самый лучший агент Экспедиции тайных дел. В Париже он один стоит троих агентов в Вене — генерала Шувалова, княгини Багратион и полковника Тейля ван Сераскеркена, недавно приданного им в усиление. (Голландец уже прислал свой первый рапорт — весьма дельный.) Разве что майор Прендель может с ним потягаться: знает восемь языков, объездил всю Европу и Англию, память имеет превосходную, легко сходится с людьми, ловок — за четыре месяца в Варшаве сумел хитростью вывести оттуда в Россию полторы тысячи пленных! На днях он отправился в Дрезден, адъютантом посланника, имея притом секретное поручение: приобрести точные статистические и физические познания о состоянии Саксонского королевства и Варшавского герцогства, обращая особое внимание на военные вопросы, а также достоинства и свойства польских генералов. Флигель-адъютантам Чернышеву и Пренделю положено ездить курьерами в Петербург — чаще всего кружным путем. Скряга Румянцев сетует на лишние расходы (по дукату за каждую милю), но ему вовсе не обязательно знать, что офицеры собирают дорогой важные сведения о всякого рода военных работах, передвижениях войск и тому подобном. Поручик Граббе — тоже отличный офицер и должен принести много пользы в Мюнхене; полковник Ренни в Берлине скупает все карты, какие только может найти, но он всё жалуется на здоровье (ах! бедная королева Луиза! умереть в тридцать четыре года!) — надо будет послать к нему поручика Григория Орлова в помощники и ученики. И в Мадрид тоже не мешало бы кого-нибудь направить… Молодого офицера потолковее.

* * *

Лица танцующих были сосредоточены из-за боязни перепутать шаги и фигуры. Императрица, королевы и герцогини брали уроки у Шарля-Этьена Депрео — знаменитого танцовщика, ставившего королевские балеты для Людовика XV и Людовика XVI и не утратившего ловкости и требовательности, когда ему перевалило за шестьдесят. Кадриль позволяла блеснуть отточенным изяществом движений, но и малейшая ошибка сразу бросалась в глаза.

Наполеон увлек Чернышева к окну, выходившему на Парадный двор. Здесь, в глубокой нише, их могли увидеть только стоявшие напротив, а слова заглушала музыка. Чернышев, впрочем, успел улыбнуться Полине, которая танцевала в паре с Дюроком; она обещала ему мазурку.

В Фонтенбло его направил Шампаньи, сказав, что император хочет переговорить с ним о важном деле. Говорить о важных делах на балу — вполне в духе Наполеона; сам он не танцует никогда.

— Я хочу передать с вами письмо к императору Александру, но в письме нельзя развить всех моих мыслей, поэтому я прошу вас передать его величеству мои слова. Зная вас, я уверен, что вы повторите их в точности.

Чернышев поклонился.

— Есть ли у вас верные известия о Турецкой войне?

Этот вопрос застал Сашу врасплох.