Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Наделы, как платок басманный,
с низины ровной и пустой
доносит запах конопляный,
полынной горечи настой.

Журавль колодца одинокий

грустит над нивами давно.
Полощет солнышко в протоке
золототканое рядно.

И день, как вол, идти не хочет.

И коршуна застыл полет.
Когда ж мотор здесь загрохочет,
век электрический сверкнет?

1923

«Я полюбил тебя на пятой…»

Я полюбил тебя на пятой
весне голодной: всю — до дна.
Благословив и путь проклятый,
залитый пурпуром вина.

Орлицею на бой летела,

добросердечна, а не зла.
Я видел кровь на крыльях смелых
и рану посреди чела…

И взгорбилась Голгофа снова:

усмешка стражей, гул, огни,
и ворог вылезший сурово
кричал: распни ее, распни!

И мы с тобою, горечь муки

испив из полного ведра,
соединяли молча руки,
как кровный брат и как сестра.

1924

НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Жаворонков высокий клирос,
все кругом заросло ивняками.
А бабочка, как заблудилась,
и трепещет крылами.

Славно идти на луга, озера,

веря — благословит
этот миг неприметно для взора
тех, в ком сердце болит.

Пустота впереди, и сзади

никто меня не догонял.
Ивы. Пески. Левады.
Дорогу я потерял.

1924

В СЕЛО

Гул проводов, и вязнут ноги,
как будто стерты все пути,
и против ветра, без дороги
по снегу тяжело идти.

Вокруг пустыня снеговая,

мерцает стылая краса,
и, вечной крышей нависая,
над ней — пустые небеса.

Где крыши прячутся, горбаты?

Везде курганы намело,
и ни одной не видно хаты —
наверно, сгинуло село.

За революцию страдало,

терпело войны, голод, мор,
и что для нас спасеньем стало,
ему — лишь гибель и разор.

А за курганом за высоким

встал Ленин с выпуклым челом:
— Вот тут, вот тут оно, под боком,
порошей замело кругом…

И снова вязкая дорога,

и в очи снежная пыльца…
Пока надежды есть немного,
о сердце, бейся до конца!

Слезами жги снегов заслоны,

пройди с огнем сугробы мглы
иль, разорвавшись запаленно,
рассыпься горсткою золы!

Гул проводов, и вязнут ноги,

как будто стерты все пути,
колючий ветер, нет дороги,
а надобно идти!

1925

«Эту ли долю стану хулить…»

Эту ли долю стану хулить:
быть только эхом, эхо будить.

Всхожего поля поэтом я был —

на богатеев гнев не остыл.

Песня — сестра мне, степь — побратим,—

вольная воля всем нам троим.

Дважды родную предал сестру.

После увидел: без песни умру…

Вновь на чужбине встретившись с ней,

в отсвете слабом первых огней,

не разлучаться вечный зарок

дали себе мы у дальних дорог.

Брат мой, сестрица, в дивном краю

скоро сроднит нас ветер в семью.

С ветром нас больше, ветер нам друг,—

кто разорвет породнившийся круг?

Песня со мною, ветер и степь —

нежность и воля, сила и крепь.

Быть только эхом, эхо будить —

эту ли долю стану хулить.

1925