Окаянный император. Роковое путешествие

Погруженный в мысли о будущем, я не заметил, как пролетели три с половиной десятка верст. За полчаса до спектакля карета остановилась у главного подъезда Мариинки. Подхватив цветы, направился к главному входу. Всеволожский меня явно не ждал. Когда мы буквально столкнулись в фойе, он улыбнулся, но по лицу скользнула тень.

— Добрый вечер, ваше императорское высочество!

— Здравствуйте, Иван Александрович! Вот решил устроить небольшой экспромт. Заехать в гости.

— Ах, боже мой! Какие гости? Вы здесь хозяин! Прошу вас в зал для великих князей. В буфет привезли шампанское «Голицын». Наш российский сорт. Усиленно рекомендую.

— Спасибо, господин директор! Непременно опрокину с вами несколько бокалов. Но сперва хотел бы навестить одну особу. Она на месте?

— Да, ваше императорское высочество, — после секундной заминки ответил Всеволжский.

— Сегодня прекрасный вечер, давайте обойдемся без чинов. Дорогу можете не показывать. Охлаждайте покуда «Голицына», — проговорил я и нырнул в неприметный проход, ведущий за кулисы.

За несколько минувших месяцев театральные закоулки мне стали знакомы немногим меньше Аничкова дворца. Более того, появились истории, связанные с Матильдой. Она не раз устраивала мне экскурсии по скрытым от публики помещениям и пересказывала забавные случаи. Мы целовались в царской ложе, над сценой и в темных переходах меж цехами. В гримерке предавались взаимным ласкам. Одухотворенный, я шел к заветной цели.

Дверь распахнулась тихо, без скрипа. После того, как мы стали близки, Кшесинской выделили новое помещение. В большой комнате помещалось зеркало от пола до потолка, столик для помады и пудры. За раскладной ширмой скрывалась оттоманка, на которой мы занимались любовью. Она была там и смеялась. Звук был подобен звону колокольчиков. Я пошел вперед. Толстый ковер заглушал мои шаги. Матильда больше не смеялась. За деревянной рамой с плотной тканью целовались. Мгновеньем позже раздался знакомый сладкий стон.

Я превратился в камень, и лишь глаза распахивались все шире и шевелились волосы. Дальнейшее происходило словно без участия разума. Шаг вперед, ногти согнутых пальцев впиваются в кожу ладоней, и тут же разворот и — вон из комнаты.

У стены маячила фигура Всеволожского. Он молча взял протянутый букет и склонил голову, словно ожидая меча инквизитора. После секундной паузы ноги понесли меня по знакомым переходам на улицу, к служебному крыльцу. Директор, стараясь не шуметь, следовал за мной.

Частично прийти в себя мне удалось лишь под козырьком подъезда. Морозный воздух полз под костюм, лохматил шевелюру, по телу пробежала дрожь. Немного отдышавшись, я повернулся к тени.

— Господин директор, вам нравится ваша работа и… жизнь? — голос вдруг стал глухим.

Увидевший мои глаза Иван Александрович отшатнулся и кивнул.

— В таком случае о произошедшем не должен знать никто. И даже… Никто. Выполните эту просьбу, и, клянусь, наследник престола не забудет об оказанной услуге.

Не дожидаясь ответа, я развернулся и пошел к коляске.

Глава XX

Декабрь 1893

— Батюшина, ко мне. Срочно! — бросил я дежурному адъютанту и направился в кабинет. — Да, и пусть подадут коньяк, бокалы и какую-нибудь закуску.

Заметив, что хозяин не в духе, слуги засуетились по дворцу серыми мышами. Один подобрал брошенное пальто, второй принял шляпу, рванул гонец на кухню.

В крайнем возбуждении я принялся мерить комнату шагами.

— Вот сучка! Обманула! И кого — наследника престола?! Ох, зря ты это, Матильда, сделала, ох, зря. Со сломанными ногами на сцене не потанцуешь… Хотя нет, выгнать ее к чертям из Мариинки в провинцию. Там небось нравы попроще. А то и вовсе сослать куда-нибудь в Сибирь… Как можно было предпочесть другого мне?

В большом зеркале отражался красивый молодой мужчина. Развитая фигура, не перекачанная, а то что надо. В постели вроде было все отлично. Хотя, говорят, женщины большие актрисы в этом вопросе. Неужели я ее не удовлетворял? Ну, ничего, будет строить любовь в каком-нибудь Мухосранске. И ведь мерзавка специально узнавала, когда вернусь из Сестрорецка. Подгадывала, чтобы меня в городе не было. Я признавался в чувствах, на воздушном шаре катал, подвеску заказал, а что в ответ? Неблагодарность!

Чувствуя, что волна злости накрывает с головой, рванул дверь и вышел на балкон. Надо хоть чуть-чуть остыть. Незачем демонстрировать окружающим, как сильно меня ранили. Надо будет и Батюшину сказать как-то аккуратно, не надо ему знать всю правду. Содержимое рюмки, обжигая горло, словно паленая водка, провалилось в желудок. По телу пошло приятное тепло. Алкоголь начал действовать на нервную систему.

А мать?! Ах, как же она была права, отговаривая меня от этой связи! Я же повел себя как глупый мальчишка. Ну ничего, государыня, впредь ваш сын будет в этих вопросах куда послушнее. Надо в ближайшие дни съездить в Гатчину. Навестить родителей. А Кшесинская пусть готовится. Будущего со мной она не видела, зараза.

В филенку постучались, и на пороге возник лакей.

— Николай Степанович пожаловал. Просить?

— Конечно!