Океан Разбитых Надежд

Чувствую, как запотевают ладони, как спина покрывается мелкими капельками и как бьётся жилка на шее.

– Простите. Дурная привычка.

Фотограф подходит ближе к агенту, наклоняется к уху женщины и прикрывает губы ладонью.

– Эта девочка – дочь Вивиан Гофман, нашего стилиста.

Я демонстративно громко откашливаюсь, и они оглядываются на меня.

– Извините, мисс Лонг, – поправляется Джули.

Стоит ли говорить, что она не вселяет в меня доверия? Мне хватает одного её хищного взгляда, чтобы я поняла: они с мамой одного поля ягоды. Да ещё и эта экстравагантная стрижка с торчащими во все стороны каштановыми волосами… её парикмахер что, только вышел из запоя? А глядя на ядовитые оранжевые туфли, которые ни к чему не подходят, так и хочется спросить: «Вы точно модный агент?».

– Всё в порядке, – говорю я.

Энн подходит ко мне сзади.

– Твоя мама – Вивиан Гофман? – я не понимаю, спрашивает она или утверждает. – Да ладно! Я-то думала, что она просто сопровождала нас на ужине. Честно, я бы никогда не догадалась, что вы родственники, если бы мне не сказали. А почему у вас разные фамилии?

– Она взяла фамилию мужа, но настояла на том, чтобы я носила её девичью, – поясняю я. – И вообще, там всё запутано.

Сейчас мне меньше всего хочется вдаваться в подробности своей личной жизни. Меня больше беспокоит, что теперь, когда Джули знает, кто моя мама, она не отстанет от меня со своими Штатами. Поэтому я увиливаю от ответа для Энн и пристально слежу за Джули. Она, прочистив горло и встав напротив нас, торжественно объявляет:

– Этим летом мы будем работать в полную силу, дамы, если, конечно, хотим слетать в Нью-Йорк.

Только не этот стеклянный муравейник! Любой другой город, но не шумный Нью-Йорк.

– Ты слышала это, Кэтрин? – воодушевлённо произносит Энн. – Нью-Йорк, Кэтрин!

Я смотрю на сияющую от радости подругу и не могу поверить своим глазам. Её щёки, которые и без того достаточно румяные, ещё больше порозовели, а в глазах сверкают искры. Кажется, если Джули скажет ещё хоть слово о Нью-Йорке, Энн упадёт в обморок. Представляю, какой это серьёзный шаг – поехать туда и сразить всех наповал. Зная способности Энн, у неё это получится, стоит ей спуститься по трапу с самолёта. Поэтому я, скрывая недовольство, поддерживаю её:

– Звучит круто, – выходит не очень, но я не сдаюсь. – Думаю, тебе понравится в Нью-Йорке.

– Ты уже была там?

– Нет, – теряюсь я. – Но наслышана.

Небоскрёбы, крыши которых запрятаны среди облаков, множество билбордов, бунтарские районы и джаз – это всё Нью-Йорк, который мне, в отличие от большинства моих знакомых, не нравится. Я предпочитаю ему родной Хантингтон – дом, гармонию и Люка в одном флаконе.

После фотосессии я выхожу в холл и иду по коридору в костюмерную, где мама разбирает недавнее поступление. Когда я вхожу, меня обдаёт запахом кофе вперемешку с мамиными духами. Прикрыв нос, я обхожу коробки и встаю прямо напротив мамы, которая почему-то в упор меня не замечает.

– Мам? – я осторожно ударяю ногой по коробке.

Поставив подпись на закреплённой в планшете бумаге, она всё-таки поднимает глаза на меня. Наверное, я должна благодарить небеса за то, что это был последний документ, который маме надо было подписать, иначе она бы точно меня проигнорировала.

– Как прошла фотосессия?

– Нормально.

– Коллега сказала мне, что ты всё время смеялась, – с укором произносит мама, упирая руки в бока, как будто только у неё здесь есть право на претензии.

– Твоя «коллега» сказала, что у нас показ в Нью-Йорке в конце лета.

Мне так хотелось застать маму врасплох, но она, кажется, ничуть не удивилась. Изогнув бровь, она спрашивает:

– Ты не рада?

Я не знаю. Я не чувствую ничего при упоминании Нью-Йорка, разве что преждевременную тоску по Хантингтону и всему, что с ним связано. Мама продолжает:

– Уверена, Джули сделает всё, чтобы ты там оказалась.

Этого я и боюсь.

– Кстати, почему тебя не было на прошлой фотосессии?

– Я плохо себя чувствовала.

– Нужно поменьше бегать под дождём, – язвит мама.

– Разумеется, – раздражённо соглашаюсь я.

– Что происходит, Кэтрин? – мама кладёт планшет на столик и, громко отодвинув стул, присаживается. – Почему ты опять водишься с детдомовцами? Разве ты не видишь, как они на тебя влияют?

Я скрещиваю руки на груди.

– Это тебе бабушка рассказала?

Ну, конечно, кто же ещё. Ничего другого и ожидать не стоило. Я вздыхаю и тоже сажусь – но на закрытую коробку.

– Какая разница?

– Никакой. И я вожусь только с одним.

– Он нравится тебе?

Сгорая от стыда, я всё же заставляю себя признаться:

– Да, нравится.

– Вздор, – отвечает мама, состроив недовольную гримасу. Это уже больше напоминает мне всеми любимую Вивиан Гофман.

– Почему?

– Потому что скоро тебе предстоит лететь в Нью-Йорк, Кэтрин, – объясняет она мне, как ребёнку.

– Почему мы не можем сотрудничать с модными домами Великобритании? – предлагаю я, но мама, кажется, совсем меня не слышит. – Показы в Лондоне ничуть не хуже.

– Это же очевидно. Нью-Йорк и рядом не стоит с Лондоном.

Её слова – вот, что настоящий вздор.

– Чушь, – протестую я. – Лондон – наша столица.