Океан Разбитых Надежд

– Это же здорово! – восклицает она, но её энтузиазм пропал так же быстро, как и появился. – Или нет?

– Тебе предложили слетать в Нью-Йорк или мне послышалось? – подключается Морис.

Я смотрю на него и говорю:

– Это так, но я решила отказаться.

– Почему? – в один голос спрашивают они.

Знаю, для ребят Нью-Йорк – это далёкий неизведанный мир, о котором вечно говорят по телевизору, о котором пишут в газетах. Но для меня этот город ничего не значит. Мне нет дела до рекламных стендов, мне не приносит удовольствие мысль, что придётся ежедневно ходить по оживлённым улицам и постоянно врезаться во встречных, меня пугают размеры небоскрёбов.

– Я не хочу оставлять Хантингтон, – не зная, почему, увиливаю я от ответа. – Но, если честно, у меня очень много причин.

– Это же деревня, – смеётся Морис. – Здесь нечего делать.

– Я люблю этот городок не за бары, бильярдные или проституток, Морис, – язвлю я.

Может, здесь и не выступают рок-звёзды каждую пятницу и не так много иностранцев, может, здесь всего несколько кафетериев и один бар, но Хантингтон – это часть меня.

– Эй, – Бет кладёт ладонь мне на плечо. – Не переходи границы, Кэт.

Я снимаю её руку и обиженно фыркаю.

– Я лишь констатирую факт.

– Морис не такой, – она продолжает защищать его, хотя сама прекрасно знает, что это не так.

Оскорблённый Морис поддакивает:

– Вот-вот!

Я принимаю поражение, вскидывая руки к груди:

– Хорошо, хорошо, беру свои слова назад. Извини, Морис.

Я знаю, что повела себя некрасиво, но я просто не могла промолчать в тот момент.

– Ты вся не своя из-за этого Нью-Йорка, – качает головой Бет.

Я возражаю:

– Наоборот, сейчас я своя как никогда.

– Это не даёт тебе права врываться в мой дом и нести чушь про моих проституток! – шутит Морис, и Бет хохочет.

– Извини, больше я про них не заговорю, – я застёгиваю невидимую молнию у губ.

– Так-то лучше, – Бет встаёт и направляется к барной стойке. Хлопает дверца холодильника, и Бет вскрывает бутылку шампанского. Наполняя свой бокал до краёв, она кричит мне:

– Кэтрин, тебе налить шампанского?

– Нет, спасибо, мне сегодня ещё в детский дом возвращаться.

Морис оказывается не в состоянии подавить нелепый смешок.

– Уже догадываюсь, что ты хочешь сказать. Если будешь смеяться, мне придётся взяться за старое, – напоминаю я ему.

– Неужели всё настолько плохо?

Я переспрашиваю:

– Что именно?

– Нью-Йорк, – напоминает Морис.

– Не то чтобы плохо, я просто туда не хочу. Ну, а ещё я поссорилась с мамой из-за этого.

Теперь, когда он разинул рот, я поняла, что до него дошло. Ссориться с моей мамой – гиблое дело, и все так считают. Но кто, если не я, развеет этот миф? Не менее поражённая моими словами Бет протягивает Морису второй бокал, а затем возвращается на диван.

– Так что тебя держит здесь? – спрашивает Морис, делая глоток.

– Природа, – я начинаю перечислять. Аромат цветущих растений, витающий в воздухе круглые сутки, узкие улочки, потрескавшаяся каменная кладка, сквозь которую просачивается трава, захватывающие дух виды, древняя, покрытая мхом архитектура, и ещё много, много всего. – Друзья и любимый человек.

Морис давится шампанским, и Бет спешит похлопать ему по спине.

– Любимый человек? – они снова переспрашивают. Морис позволяет Бет задать напрашивающийся вопрос. – Позволишь узнать, кто это?

Я слишком поздно понимаю, что ляпнула лишнего. Вытянувшись на диване и устремив мечтательный взгляд в потолок, я думаю, рассказать ли ребятам о Люке?

– Люк, – произношу я.

Приятно вспоминать его имя, приятно говорить о нём и ощущать мурашки, вспоминая нежные прикосновения и поцелуи.

– Люк? – аккуратно, даже немного боязливо переспрашивает Бет.

– Знаю, вы шокированы, – смеясь, я поднимаюсь на локтях. – Как и я, честно говоря.

Морис меня прерывает:

– Стой, ты о Грине?

– Да. О том, которому я писала письмо, помните?

Я перевожу взгляд с Мориса на Бет, но на обоих застыло неистовое удивление.

– Эй, вы что, языки проглотили?

Посмотрев на меня, Бет опустошает бокал и ставит его на журнальный столик.

– Да бросьте, – продолжаю я. – Скажите хоть что-нибудь. Я правда люблю его.

– Ты хотела поиграться с его чувствами, Кэт, и сама влюбилась? – наконец-то решает заговорить Морис, но я ловлю себя на мысли, что было бы лучше, если бы он продолжал молчать.

Я чешу затылок.

– Вроде того, – неуверенно бормочу я.

– Это из-за него ты не полетишь в Нью-Йорк?

– Что? Нет, не из-за него, – отрезаю я. Как он вообще до такого додумался? – Я не хочу в Штаты, я уже говорила.

– Это он на тебя так влияет, да? – встревает Бет. – Он же простой детдомовец, Кэт.

Кровь внутри меня закипает.

– И что с того? Это вообще никак не влияет на мой выбор. И да, я уже встречалась с детдомовцем, – напоминаю я ей.

Бет лишь вздыхает:

– У Билли хотя бы есть шанс пробиться в люди, Люк же обречён. Он отброс, молчун, он ничего не умеет и тянет всех на дно, ты сама так говорила, когда каждое лето возвращалась от бабушки, помнишь?

Каждое слово ранит меня, как острое лезвие. Я не могу больше слушать этот бред, поэтому спрыгиваю с дивана и забираю сумку.