Океан Разбитых Надежд

– Люк! – я с воодушевлением повторяю его имя раз за разом, совершенно позабыв про царившую вокруг тишину. Мне совсем не хочется медлить – мне лишь хочется слышать голос юноши прямо сейчас, смотреть в его глаза и наслаждаться каждым мгновением.

Люк медленно поворачивает голову в мою сторону и открывает глаза. Под ресницами появляется искрящиеся карие зрачки с аккуратной окантовкой цвета кофейной пенки. Сквозь горечь минувших событий мы улыбались при виде друг друга так широко, будто бы никогда раньше не делали этого. Преодолевая пустые часы в одиночку, мы стали сильнее, а любовь связала нас такими крепкими узами, которыми ещё никогда никого не связывала.

– Как ты, Люк? – я оказываюсь рядом с широкой больничной кроватью всего за несколько шагов.

Врачи оборачиваются ко мне и смотрят так, будто бы я нарядилась в сетку для картошки, но мне нет до них никакого дела. Главное, что я снова вижу добрые глаза парня, я вновь чувствую в них теплоту чувств. И я вновь слышу своё имя, слетающее с его уст. И я вновь ощущаю себя по-настоящему любимой.

Задеревенелыми кончиками пальцев он касается моей шершавой от пролитых слёз кожи щеки и проводит рукой осторожно, словно делает это в первый раз. Я вжимаюсь в его ладонь. Я закатываю глаза от удовольствия, после чего уже не могу сдержать ни смеха, ни слёз. Одно прикосновение отныне вызывает только бушующий ураган эмоций.

С моей стороны было так глупо спрашивать у Люка, как он себя чувствует. Разумеется, парень не находится на седьмом небе от счастья, одновременно отлёживаясь на кровати больницы. Я не могу перестать раскрывать юноше свою душу, не могу перестать говорить, раскаиваться за совершённые ошибки. Не могу перестать задавать глупые вопросы, на которые никто не знает ответа. Я веду себя, точно болтливый ребёнок, которого сама не терплю. Но парень терпит. Бабушка извиняется следом за мной, но не более. Я так благодарна ей за то, что она позволяет мне говорить с Люком столько, сколько нужно.

С появлением в моей жизни Люка мне удалось многое переосмыслить. Я начала смотреть по-разному на привычные вещи, замечать красоту там, где ранее не замечала, быть настоящей и не сожалеть об этом, ошибаться и учиться на своих ошибках.

За окном запорхали птицы, которым в животе моём, конечно, отозвались бабочки с небесно-голубыми крылышками, покрытыми блестящей на ярких лучах пыльцой. Я смотрю на порхающих под небом голубей, и отчего-то мне становится так легко. Наверное, от того, что я рядом с Люком.

– Прости, у меня не было времени собраться. Не представляю, как можно любить такую растяпу, – я приглаживаю грязное платье и прячу волосы за плечами.

Большие пятна распространились по всему подолу. Люк некоторое время оглядывает меня, а затем мягко произносит:

– Я люблю тебя с аккуратной прической и без неё, Кэтрин. В конце концов, я люблю тебя не за внешность.

Он первый из парней, кто любит меня не за неё. И это так чудесно – ощущать тёплую, искреннюю любовь, рождающуюся в самом сердце. Люк не перестаёт делиться со мной ею.

– Спасибо.

– За любовь не нужно благодарить, Кэтрин.

Между нами повисает молчание. Медсестра отсчитывает оставшиеся минуты до того момента, когда нас с бабушкой можно будет выпроводить за дверь. Она предупреждает, что у нас осталось несколько минут, и мы с бабушкой киваем ей.

– Мне нужно завтра съездить в Хантингтон, чтобы забрать документы из школы, а затем подать их в Роклифф, – я надеюсь, что Люк понимает, к чему я клоню. Он продолжает смотреть на меня, не произнося ни слова, поэтому я продолжаю: – Я не смогу навестить тебя завтра.

– Я понимаю.

– Но я не могу, – я сопротивляюсь. – Не могу оставить тебя здесь одного.

Мной движут эмоции, и я выплёскиваю всё, что накопилось внутри. Я не смогу поехать в Хантингтон, зная, что Люк находится здесь в полном одиночестве, что его единственным развлечением на ближайшие десять дней будет являться еле работающий телевизор, что ему не с кем будет поговорить во время грозы, и он вновь закроется в себе.

– Съезди в Хантингтон, – Люк проводит пальцами по моему запястью, и внутри меня будто бы взрывается тысяча фейерверков.

Его прикосновения так много значат для меня.

– Я обещаю, что приеду к тебе послезавтра, – по моей щеке уже катится слеза. – Я обязательно приеду, и тогда мы обязательно наверстаем упущенное.

Строгий голос медсестры прерывает нас:

– У вас осталось пять минут.

Наверное, ей уже наскучили мои непрекращающиеся слёзы и клятвы о любви, но я не могу её упрекать. Если бы несколько месяцев назад мне сказали, что я буду рыдать, склонившись над парнем, я бы рассмеялась в лицо, взяла ноги в руки и скрылась от греха подальше.

– Для тебя так много значит один день? – продолжает Люк, несмотря на замечание.

Я накрываю второй рукой его пальцы, скатывающиеся вниз по моему запястью. Они холодны, и я сжимаю их крепче, чтобы согреть, чтобы Люк понял, что я питаю к нему то же тепло, что он питает ко мне.

– Для меня так много значишь ты.

Глава 17