Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836)

Первые месяцы 1835 года Кипренский провел в Риме. По крайней мере, вплоть до конца марта он еще был в Вечном городе, что доказывает карандашный портрет П. А. Вяземского[520]. Затем он уехал в Неаполь, где, по словам писателя А. В. Тимофеева, находился в течение апреля[521]. Далее следы художника вновь теряются на несколько месяцев: к сожалению, князь Вяземский не упоминает имени Кипренского ни в дневнике, ни в письмах, равно как и А. И. Тургенев, присутствующий в Риме между мартом и маем 1835-го[522].

Во второй декаде октября 1835 года Кипренский снова в Риме: об этом как будто свидетельствует письмо, помеченное 13 октября. Однако следует учесть, что в данном случае мы имеем дело не с автографом, а с более поздней и неполной копией, в тексте которой нет указаний ни на дату, ни на место – и имя адресата тоже не названо: все эти данные относятся к разряду предполагаемых, и, на наш взгляд, предполагаемых несколько рискованно[523], на основании другого письма к А. Х. Бенкендорфу от 21 ноября по поводу запоздания выплаты гонорара за «Портрет отца», который был приобретен императором Николаем I годом ранее (I: 196–197, IV: 609).

22 октября 1835 года произошло знаменательное событие в жизни колонии русских художников в Риме: Ф. А. Бруни женился на Анджелике Серни, дочери хозяина знаменитой гостиницы Серни на Пьяцца ди Спанья: по словам Стендаля, это была «лучшая гостиница Рима»[524]. В начале XX века А. В. Половцов довольно основательно описал все процедуры, которые пришлось пройти будущим супругам, чтобы получить разрешение на брак[525]. Поскольку Бруни был католиком, эти процедуры были несколько проще тех, через которые пришлось пройти Кипренскому на следующий год; но все же без маленького препятствия не обошлось и здесь: Бруни должен был представить необходимое свидетельство о свободе от обязательств. В брачном деле находим отмеченное уже Половцовым удостоверение, гарантом которого выступила для своего преданного обожателя княгиня З. А. Волконская, но декларация княгини скреплена дополнительной подписью ее приемного сына Владимира Павея[526]; в деле есть также свидетельство о честности Бруни, подписанное уже знакомым нам доктором Раффаэле Массарони.

Возвращаясь к самому событию, процитируем рассказ Ф. И. Иордана:

В короткое время моего с ним знакомства он мне сделал удовольствие пригласить меня с товарищами моими А. А. Ивановым и Ф. Ф. Рихтером на свою свадьбу с премилою девицею Анжеликой Серни. Эта свадьба считалась редкостью, чтобы за художника выдали дочь из богатого дома, ибо художник не может быть иначе, как бедняк и с отчаянными идеями и правилами жизни[527].

Судя по письмам Кипренского, он был с Бруни в хороших отношениях (I: 153, 168, 190). Но возникает естественный вопрос: насколько известно, наш герой не присутствовал ни на мальчишнике, состоявшемся за два дня до свадьбы, ни на самой свадьбе – почему? Мальчишник, кроме всего прочего, был ознаменован кантатой, специально написанной по этому случаю немецким композитором Отто Николаи, добрым другом меломана Бруни[528], который сам в поисках вдохновения нередко садился за фортепьяно и импровизировал меланхолические мелодии[529]. Невозможно представить себе, чтобы Кипренский не получил приглашения, поэтому наиболее правдоподобный ответ может звучать так: в эти дни его не было в Риме.

Нам удалось установить, что в конце года вместе с бельгийским живописцем Франсом Вервлутом Кипренский нанес визит князю Голицыну. Приехавший в Рим в сентябре 1822 года, друг Корнелиса Круземана[530], Вервлут много работал в Неаполе во второй половине 1820‐х: будучи почетным профессором неаполитанской Академии художеств, он тоже участвовал, как и Кипренский, в октябрьской выставке 1830 года[531].

В рукописи дневника Вервлута, который хранится в музее Коррер в Венеции, читаем:

Накануне Нового года с русским живописцем Кипренским мы посетили князя Голицына в его пышном дворце, где есть комната, выдержанная до мельчайших деталей совершенно в помпейском стиле. У него небольшая картинная галерея: 3 Гудена, один Катель, два Вогда, одна весьма хорошая вещь Кипренского[532].