Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836)

В обоих случаях, говоря об интересующем нас портрете, Кипренский воспользовался словом «эскиз»: мы полагаем, что в январе 1825 года был сделан набросок, а в письме к Килю от 1834 года речь идет уже о погрудном этюде, созданном в течение весны («я с натуры эскиз написал»). Наконец, в декабре 1836 года портрет был зарегистрирован как «подмалеванный» в описи вещей Кипренского, полученных из Рима Академией художеств (II: 301); это соответствует описанию портрета, сделанному вдовой художника в послании, адресованном в Академию художеств 28 июля 1837 года: «подмалеванный портрет Ее Величества почившей в Бозе Императрицы Елизаветы Алексеевны»[493] (II: 317). На самом деле мы полагаем, что сначала Кипренский сделал набросок общей композиции, чтобы согласовать его с государыней, а далее углубился в работу над погрудным эскизом с натуры и поторопился сделать подмалевок до того, как лишился возможности вернуться к работе в привычном темпе, с многократными и продолжительными сеансами позирования. Дальше он не сумел продвинуться, и портрет в полный рост никогда не был даже начат – ни в 1825‐м, ни в 1834‐м. А эскиз, приобретенный Академией в 1838 году, впоследствии был утрачен[494].

Кипренский заключил адресованное Килю письмо сообщением, что через несколько дней намерен отправиться в Рим: и, хотя намерения не всегда осуществлялись, как мы это видели в других случаях, все же вполне возможно, что в августе 1834 года художник действительно туда вернулся. Мы не уверены, доехал ли он тогда до Неаполя, но «Gazzetta privilegiata di Milano» подтверждает, что в октябре он прибыл из Рима в Милан, где остановился на десять дней, а оттуда поехал в Парму[495].

В ноябре 1834 года художник снова в Венеции: благодаря информации в периодике того времени мы смогли установить, что прибывший 7‐го числа из Флоренции русский советник «Kiprinsky» остановился в гостинице «Al Leon bianco», а затем возвратился во Флоренцию 16-го[496]. Не случайным кажется то, что именно в эти дни в городской прессе сообщалось об успешном окончании вышеупомянутым Я. Ф. Яненко копии картины Тициана «Вознесение Девы Марии», выполненной по заказу петербургского Общества поощрения художников[497]. В конце рецензии было отмечено, что работа была высоко оценена Кипренским, который, как обычно, был щедр на комплименты и высоко оценил творение русского коллеги:

Труд [Яненко] заслуживает похвалу честных людей и несомненно вызовет восхищение и благодарность у его соотечественников <…>; мы в этом уверены и потому, что были свидетелями положительного суждения, выраженного по этому поводу г-ном Орестом Кипренским, профессором Академии художеств в Петербурге, который проездом оказался в нашем городе[498].

Очень странно то, что из текста статьи, спустя некоторое время переведенной на русский язык и напечатанной в «Санктпетербургских ведомостях», исчезла последняя фраза с упоминанием имени Кипренского, а похвала в адрес Яненко была приписана редактором газеты «двум почтенным русским путешественникам, недавно возвратившимся из чужих краев, и на суждение коих можно положиться»[499].

Но что самое важное, поездка Кипренского совпадает с побегом в Венецию Паолины Ненчини, жены флорентийского маркиза Джузеппе Пуччи, с которым она рассталась в сентябре 1832 года[500]. И вновь мемуары М. Д. Бутурлина оказываются ценным подспорьем для реконструкции общего контекста событий. К лету 1818‐го относится упоминание Бутурлиным «маркиза Джузеппе Пуччи, человека передового в большинстве Флорентинских дворян»[501], а приблизительно к середине 1820‐х – упоминание его будущей жены: «Из красавиц-нимф, которые царили на балах и с которыми я, конечно, предпочитал танцевать, была Паолина Ненчини»[502]. Насколько известно, вскоре после разрыва с мужем Паолина завела роман с графом Захаром Алексеевичем Хитрово, секретарем русской миссии при Великом герцогстве Тосканском. В надежде спасти брак маркиз Пуччи перевез жену в семейную усадьбу в деревне, но попытка не увенчалась успехом: любовники продолжали встречаться даже несмотря на то, что граф Хитрово чуть не поплатился жизнью, когда однажды ночью его обнаружили крестьяне, радевшие за честь хозяина[503].

В конце октября – начале ноября 1834 года Паолина, будучи на шестом месяце беременности от русского любовника, тайно уехала из Флоренции, поскольку уже не могла скрывать свое положение. Согласно хранящимся во флорентийском Архиве Гвиччардини донесениям шпионов, которых маркиз Пуччи отправил по следам беглянки, вскоре после прибытия Паолины в Венецию, а именно 7 ноября, «коллежский [sic!] советник Орест Кипринский» помог ей найти подходящее жилище[504].