Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836)

И в самом деле, на выставке художественных произведений, бывшей в Риме в этом году, кто соперничествовал? Иностранцы. Лучшие произведения считались: Голова Пажа, Кипренского, Иисус с Магдалиной, картина Иванова <…>; пейзажи Лебедева, Перспектива внутренности церкви Св. Петра, Никитина <…>. – Потом на Римской Выставке отличались пейзажи Каттеля; небольшой исторический пейзаж Венгерца Марко и картина Баварца Риделя: Две Итальянки[556].

Но если мы попытаемся проверить эти сведения, то снова натолкнемся на проблему: публикации того времени фрагментарны и неполны в том, что касается имен участников, – почти все имена, упомянутые в вышеприведенной цитате, в них отсутствуют[557]. Количество представленных на выставку работ, сначала незначительное, впоследствии увеличилось, поскольку многие были включены в экспозицию через две недели после открытия выставки, так что для публики был открыт второй зал[558]. К счастью, в библиотеке лондонского Музея Виктории и Альберта нам удалось найти экземпляр печатного каталога этой выставки, но вероятнее всего и его надо считать неполным: несмотря на то что в нем зарегистрировано сто пятнадцать картин, между тем как в рецензиях и архивных документах описано около пятидесяти, все-таки и здесь нет сведений о картинах А. А. Иванова, М. Ю. Лебедева и немецкого художника Августа Риделя, которые заметил рецензент «Художественной газеты».

Из работ же Кипренского названы только две:

40 Морской вид кисти г-на К[авалера?] Ореста Кипренской, русского, почетного советника Академии художеств в Петербурге, проживающего в доме № 89 по Виа делле Конвертите. – 41 Портрет маслом г-на Кипренской[559].

И хотя вторая картина описана слишком неопределенно, мы полагаем, что это был «Паж»; первой же была, возможно, неаполитанская марина, унаследованная Мариуччей, о которой уже говорилось выше.

Мы можем предложить единственное удовлетворительное объяснение такому недостатку информации: поскольку выставка продлилась добрых четыре месяца, после первого пополнения ее состава в феврале количество экспонированных работ должно было еще больше увеличиваться уже после того, как каталог был отдан в печать.

В июле Кипренский и Мариучча сочетались браком. Девушка, теперь уже двадцатипятилетняя, оставалась в приюте практически почти до самой свадьбы, как об этом свидетельствует регистрационная запись в списке воспитанниц приюта делле Периколанти: «Мария Фалькуччи из Тривинко»[560]. Имени предпослан знак «Х», указывающий на то, что девушка покинула приют уже после составления ежегодной переписи населения – следовательно, не раньше 27 марта: Вербное воскресенье в 1836 году пришлось на этот день.

Но более чем семилетняя отсрочка женитьбы Кипренского после его возвращения в Италию продолжает вызывать недоумение. Как художник прожил эти годы? Что случилось с его беспокойством за судьбу Мариуччи, которое красной нитью проходит через его пусть даже очень скудную переписку 1824–1828 годов? И когда иссякла его решимость «жениться на ней, явившись в Рим» (I: 163)? Финансовые проблемы художника и враждебность Анджелы Паллони кажутся приемлемым объяснением, но эти вопросы все же обречены остаться без определенного ответа. В некотором смысле это нормально, поскольку подобные события относятся к самой частной сфере жизни человека – той, которая, конечно же, проходит в основном без свидетелей и поэтому оставляет меньше следов.

Тем временем попробуем выяснить, как сложилась судьба матери Мариуччи после ее освобождения из тюрьмы вследствие заключения брака с Филиппо Понти в 1820 году, возвращения к ней дочери на короткое время и нового ее удаления – как мы помним, это случилось между концом 1821‐го и началом 1822 года, – и третьего столкновения Анджелы с правопорядком. Послужило ли ей уроком тюремное заключение, вправило ли оно ей мозги и заставило ли вести более добропорядочную жизнь? С самого начала мы скептически отнеслись к возможности такого оптимистического финала. И во избежание всяческих сомнений на этот счет остается только одно: проверить, не возникает ли имя Анджелы в других документах фонда Уголовного суда викариата.