Анджела также уточнила, что не несет никакой ответственности за то, что случилось с ее дочерью, тем более что в то время сама она находилась в тюремном заключении, но утверждала, что Тереза жила всегда честно. Однако, по свидетельству одного из очевидцев, мать и дочь «жили по обычаю проституток, и дочь звала мать сводней». Как обычно, Анджела проявила что-то вроде мании преследования, подозревая немотивированно ненавидящих ее соседей к вечной склонности злословить о ней без всяких на то оснований. Кстати, относительно похожего «злословия» стоит заметить, что папский Рим был радикально патриархальным в вопросах пола, и это не могло не влиять на мнение общественности о женской чести. Но в свете единообразия оценки поведения Анджелы ее самыми разными соседями и священниками разных приходов, которая оставалась неизменной на протяжении двадцати лет, мы можем исключить возможность того, что эти суждения были преувеличены или внушены предрассудками.
Но нет необходимости далее углубляться в это дело: остановимся на том, что Анджела была осуждена на три года тюрьмы, Неви на этот раз был приговорен к шести месяцам заключения, а Тереза отделалась предписанием вести себя благонравно[568]
.Последние сведения об Анджеле относятся к 1842 году, когда было заведено очередное дело «о неправедной жизни, безнравственных поступках и сводничестве, кои сопровождались публичным скандалом, в повторное нарушение ранее бывших предписаний»[569]
. И если суть обвинения в уточнении не нуждается, то это дело, вопреки всем ожиданиям, сообщает многие важные подробности. Прежде всего, несмотря на солидный возраст Анджелы, Луиджи Неви снова оказался впутан в дело; выяснилось также, что Филиппо Понти, который, как можно было подумать, умер в 1839 году, на самом деле разошелся с Анджелой в 1833‐м: с этого времени, он, видимо, покинул Рим, в город никогда не возвращался и более никаких следов по себе не оставил.Разные показания продолжают историю Терезы: так, в докладной записке, датированной 15 сентября 1842 года, приходский священник церкви Санта-Катерина делла Рота, в приходе которой Анджела проживала в момент ареста, сообщает, что на его попечении в 1834–1835 годах она находилась вместе с дочерью, «которая была беременна и от бремени разрешилась в Сан-Рокко». Следовательно, у Терезы была вторая нежелательная беременность, и она родила в госпитале Сан-Рокко аль Порто-ди-Рипетта, который был негласно известен как приют «для скрывающихся», поскольку предназначался для женщин, рожавших инкогнито; и снова Тереза покинула ребенка, определенного в дом подкидышей при главной больнице Санто-Спирито. После необходимых в таком случае порицаний приходский священник сообщил об этом Уголовному суду викариата, который, впрочем, в 1835 году по неведомым нам причинам не открыл нового дела против матери и дочери[570]
.Воспользуемся этим, чтобы подчеркнуть, что и сведений о другой дочери Анджелы, Антонии Фалькуччи, больше нет ни в одном из обследованных нами документов: ее судьба после 1820 года покрыта мраком неизвестности.
Но самое интересное в этом деле начинается после того, как Анджелу начали спрашивать о ее прошлом: она рассказала, что ее дочь Тереза теперь уже замужем, тогда как
<…> другая дочь моя Мария, кою я как и Терезу имею от первого мужа моего, проживает на Виа ин Лучина, где держит гостиницу, оставшись вдовой с малою дочерью от почившего супруга ее,
И далее, перечисляя свои места жительства после освобождения из тюрьмы в ноябре 1841 года ввиду сокращения срока наказания на девять месяцев по сравнению с первоначально назначенными тремя годами, Анджела делает неожиданное заявление: после того как она жила сначала у Терезы, потом в доме некой прядильщицы и еще после – у художника, живущего на Пьяцца Барберини[572]
, она переселилась<…> в дом сказанной дочери моей Марии на Виа ин Лучина в приходе Санта-Мария ин Виа, и провела там почти два месяца, покуда не нашла себе новое жилье в переулке Виколо делла Морте, где и проживаю в одиночестве.